Глава 11
Бар считался элитным. Интерьер напоминал фантастический ужастик, хотя претендовал, по всей видимости, на своего рода шарм. Навязчивое стремление хозяев ресторанов развешивать по стенам всякую декоративную атрибутику в данном случае вызывало у посетителей столбняк, потом – любопытство и желание либо немедленно покинуть сие заведение, либо (для любителей острых ощущений) адаптироваться. Бар располагался в пригороде столицы, и его хозяин явно пытался утереть нос москвичам. На столиках вместо пепельниц громоздились керамические морские раковины, от которых веяло доисторическими временами и динозаврами. Такую раковину вполне можно было себе представить колыбелькой для малютки-динозаврика. В аквариумах между золотистыми рифами и подводными замками сонно дрейфовали раскормленные рыбки, не хватало только Ихтиандра. С потолка свисали не то плотоядные растения, не то гирлянды из крокодильчиков. За одним из столов пировали молодые люди. Трудно было угадать, кто они, но что-то в них привлекало внимание, и официантки с интересом поглядывали в их сторону...
- За тебя, Оскар! - поднял бокал коренастый юнец со свежим подвижным лицом.
- Друг, всегда за тебя! - присоединились к нему другие.
Киллер добродушно улыбнулся.
- Вот что, ребятки, - раздумчиво произнес он. - Все, что вы тут наболтали, может, отчасти и верно. Но добывать бабки таким путем... Вы как, Бога-то не боитесь, ведь расплата все равно придет?
- Но, старик, на благие же цели! Цель оправдывает средства, ну!
- Ребятки, это лозунг коммунистов, атеистов и сатанистов.
Киллер вздохнул.
- Все, что вы задумали, крайне рискованная штука, - продолжал он. - Отговаривать вас нет смысла, вы упертые. Очнитесь и подумайте, на что идете!
- Знаем, - ответили сразу несколько голосов. - Да чего тут париться, что, есть другой способ? Без риска денег не добудешь.
- Вам такую статью пришьют! Это не игрушки. Лезть в серьезный криминальный бизнес без малейшего представления о том, да еще так по-дурацки, вы чего, охренели?
Молодняк за столиком зашумел.
- Дурачье, - хмуро бросил Оскар.
- Смотри, какой опытный выискался, - съязвил коренастый. - Сам-то кто, слабак московский. А мы настоящие, я с отцом в тайге ночевал, на медведя нарвался, на шатуна.
- Но девчонка не медведь, - проворчал киллер. - Это куда серьезнее. Вас заметут сразу.
- А пусть попробуют, - усмехнулись парни.
Оскар молча рассматривал своих однокурсников с платного отделения и вспоминал все их «миленькие» штучки. О да, они предприимчивы, эти приколисты, их «хитроумные» приколы не раз попадали в «рубрику происшествий» районных газет: чего стоит история с поддельными баксами, которые они сварганили путем сканирования. Потом лопухнулись с перепродажей краденых иномарок. Оскар их с трудом отмазал. Но как ни отговаривал от дурацкого криминала, все одно. Киднепинг - статья серьезная. Да и как можно выкрасть вот так запросто, с бухты-барахты, дочку известного журналиста, «акулы пера»!..
Эта его застарелая боль, Леночка, Саламандра, малышка, предавшая и так легко, так надменно выставившая его на смех... Это будет его запоздалая месть... На этот раз последнее слово - за ним!
- Ладно, помогу я вам, парни, - ответил он. - Я знаю дочь Трошина. Но договоримся сразу: что бы там ни случилось, а с девчонки ни один волос упасть не должен, поняли? Ни один волос. И еще: я сам верну ее в родительский дом. В случае провала, ну, если вас заметут, отмажу в последний раз. Все ясно? Мой процент, как всегда.
- Ладно, старик, - отозвались ребята. - Заметано.
- И еще, - добавил киллер. - План этого дельца разработаем вместе. Воспользуемся не моей тачкой, а вашей долбаной “Волгой”.
Оскар закурил и рассеянно скользнул взглядом вдоль бара, разглядывая соседние столики, словно надеялся увидеть там свою детскую любовь...
Глава никакая – три
Из дневников Яны
“С тех пор, как я обстриглась, покрасила вихры и перестала за собой следить, в общем, перестала быть собой (и не только внешне. Из меня ушла какая-то часть жизненной энергии. Я стала безразлична ко всему. Даже не боюсь слежки. Потому что ничего уже не боюсь, даже смерти. Отношусь философски, по пословице: “Двум смертям не бывать, а одной не миновать”), с тех самых пор мной стал активно интересоваться сильный пол. Вот уж некстати! Стоит выскочить за сигаретами, как со мной назойливо пытаются познакомиться. Я грубо отвечаю: “Отвали!” - не отваливают. Обязательно кто-то тащится за мной до подъезда. Все это жутко раздражает. А слежка продолжается, но теперь я под перекрестным наблюдением: на хвосте у меня еще и ФСБ, так что люди Старика меня пока не мочат. Не имеют возможности. А руки у них чешутся, я кожей чувствую, в какой они ярости, что я так спокойно разгуливаю у них под носом, а не возьмешь меня никак, нетушки.
На днях меня перехватил на улице сам Туркин. Когда-то у нас была славная ночка, но то давнее дело, прошлое. Потом он женился на Саламандре, которая развелась с Нежным. Странное дело: подруга методично выходит замуж за моих любовников-однодневок, точнее - одноночек, и сама о том не подозревает. Прямо сарказм судьбы. Сначала Влад, потом Андрей, затем Федор. Как мне тогда было горько, как отчаянно жаль себя. А сейчас я рада. Рада! Но этого никто никогда не поймет…
Полковник Туркин не проронил ни слова, пока мы ехали. Я тоже молчала. По длинным коридорам мы шли к его кабинету. В следственном отделе он допросил меня. Его интересовали отношения Старика и Девы (кликуха Милалисы Груновой), дневники, переписка. Я отдала ему копии, которые всегда были со мной (ловко прилажены под одеждой, зашиты в подобие бронежилета). Молча стянула свитер и футболку, отстегнула “тайник”, швырнула на стол. Медленно оделась. Федор глазом не моргнул. Деловито взял, вскрыл, изучал минут сорок, сунул в сейф. Приступил к допросу. Выложила почти все. Старик и Дева, при всем их различии, очень близки по духу. Их души распахнуты для всех тонких миров. Материальный мир их не очень-то интересует, он для них слишком примитивен. У Девы была какая-то трагедия в жизни, и лишь Старик смог успокоить ее. Было время, она проживала в Москве, а он - в Париже. Он и сейчас порой обитает там. Они переписывались. - Так, несколько сумбурно, начала я свой рассказ. Федор слушал. Не зная, о чем ему говорить, продолжила наугад: - Ёхомба пытался сбить ее с религиозного пути, провоцируя на увлекательные путешествия по мирам астральным. Для своих мистических полетов они использовали Черный Кактус, так как препарат позволял им уходить далеко от земных координат (есть у Кактуса еще и такое свойство, если приготовить зелье по иному рецепту). В тех мистических мирах они любили друг друга. Милалисе нелегко пришлось, ей надо было выбирать между любовью и духовностью, суровый выбор. Ёхомба был, в общем, не против религии, просто ему все наскучило, и он выходил в астрал вроде как у нас ходят в бар, он просто отдыхал, развлекался, изощрялся порой. Дева стала бороться за его душу. Но ведь она не все тайны доверяла дневнику, так что не знаю уж… - На этой ноте неопределенности я оборвала свою речь. На другие его расспросы отвечала уклончиво. Просто то, что я прочла тогда, выпотрошило все мои представления о жизни. Мне с лихвой хватило информации. Я слишком много узнала. Конечно, капля, штрих, но для меня достаточно. Сопоставить с моим последним жизненным опытом, понятно станет. И бытие это, вся его суета, идиотизм, мелочность примитивного существования, примитивной эпохи, как это тупо. Как неинтересно. А ведь я всю жизнь барахталась в этом болоте, путалась в вязкой тине привязанностей и ложных представлений о мире, к чему-то стремилась, грезила какой-то фигней, ненужной и нелепой.
Нет, этого я Федору не сказала. Лишь усмехнулась, понимая, как он сам барахтается во всем этом, не подозревая о собственном ничтожестве. Он был со мной холоден, но я видела, как загорались огоньки в глубине его зрачков, хоть он и отводил глаза. Обратно он не сам меня отвез - поручил шоферу. Но я попросила высадить у метро. Шла по переходу, бросала монеты нищим и музыкантам, слушала, как поет классическая певица глубоким контральто - в заношенной курточке, на ступенях, ей лет за пятьдесят, маленькая, бледная, но голос потрясающий, прекраснейший голос, сильный, слишком сильный для такого маленького тела и не очень широкой грудной клетки. Удивительно. Усмешка природы. Бывает, но очень редко. Я бросила в ее раскрытый саквояжик горсть мелочи. Постояла, с наслаждением послушала. Как в Большом театре. Вышла на Арбате. Захотелось вдруг прогуляться. Шла, сворачивала в узкие переулки, и как-то по-новому видела все вокруг, видела - и не узнавала. Арбат остался далеко позади, а я все брела и рассматривала архитектуру зданий, вспоминая и сопоставляя читанное об этих местах у Гиляровского и Женевьевера (редкое издание малоизвестного автора царской эпохи, подаренное мне когда-то одним из моих одноночек), размечталась, и вдруг, совершенно внезапно, обнаружила слежку. Прям как снег на голову. Этого только мне сейчас не хватало. Не то чтоб я испугалась, просто не в раз как-то, не в настроение. Я мигом опомнилась и рванула, только пятки засверкали. Две машины преградили мне путь. Отрезали. Оказалась зажатой меж ними. Слева выехала третья. Стали медленно сдвигаться, с садистской издевкой желая размазать меня по асфальту. Это будет не очень эстетичное зрелище, пожалуй, Федору я в таком виде не понравлюсь. От этой мысли я с неожиданной прытью подскочила, перекатилась через нос ближайшего авто и рванула вправо, выпрыгнув почти из-под колес. Оглянувшись, увидела: тонированное стекло ползет вниз, в проеме окна - пистолет с глушителем. Но я уже у подъезда, дверь закрывается за кем-то вошедшим, я успеваю прошмыгнуть следом внутрь, дверь хлопает, щелкает за спиной кодовый замок. Взлетаю бегом вверх по лестнице на какой-то высокий этаж. Сердце бешено рвется, перед глазами скачут огненные зигзаги, в ушах щелчки - выстрелы? Нервы? Вызвала лифт. Жму кнопку. Лифт еле тащится вверх, на последний этаж. Если люди Ёхомбы вот так же войдут, мне хана!