Но после шестидесятого цикла, 27 апреля, все пошло насмарку, и эксперимент стал для меня, вплоть до завершения, тяжелым испытанием.
В этот день одна лишь фраза, почерпнутая из книги коллеги-спелеолога, чуть не сорвала мой эксперимент в пещере Миднайт.
Но я не прервал эксперимента, не вышел на поверхность лишь из уважения к самому себе, к жене, родным, друзьям, ко всем французским и американским ученым и спелеологам, которые верили в меня. Я — человек долга, и остался в пещере вплоть до 5 сентября 1972 года. Но после шестидесятого цикла я стал уже другим, психологически сломленным, на грани отчаяния.
Как могли произвести на меня столь глубокое впечатление несколько строк из книги Корентина Квеффелека, исследователя пропасти Пьер-Сен-Мартен? Вот эти строки:
"Но за эти семь лет 33-летний упрямец стал 40-летним. А когда он проживет полвека, то, по словам Гамсуна, "пора бродяге умерить свой пыл". Нынче вечером, в октябре 1960 года, я с тяжелым сердцем спросил себя, не пора ли и мне, как спелеологу, умерить свои претензии? Не пропущу ли я время любить?" [27]
Эти слова заставили меня вспомнить о том, как быстротечно время и как человек незаметно переходит от зрелого возраста к старости.
Я представил себе, что, продолжая свои эксперименты "вне времени" в пещерах, доживу до сорока или сорока пяти лет, так и не отдав максимума физических сил исследованию пещер, а умственных — подземной геологии, моему подлинному призванию.
Кардиологический отдел Хьюстонского центра НАСА предоставил мне велоэргометр для изучения ритма работы сердца при переходе к 48-часовому циклу, возникающему при отсутствии ориентиров во времени
Потрясение было столь велико, что я несколько дней хандрил и даже не вел научные записи — результатов электрокардиографии и измерения температуры. Это продолжалось до тех пор, пока в голову мне не пришла идея об организации с научными целями больших комплексных спелеологических экспедиций в еще не исследованные районы земного шара, сложенные из известняков (Гималаи, Перу, Гватемала и т. д.). Тогда я снова стал выполнять все тесты, отогнал черные мысли и с головой ушел в подготовку моих будущих экспедиций [28].
Отличная терапия
Постоянную тишину нарушает лишь какое-то шуршанье. Это крысы. Еще одна! Она бродит где-то возле кухни. Мне казалось, что я избавился от крыс, поймав третью с помощью капкана. Это была самка. Пакеты с рисовыми галетами прогрызены. Крысы удивительно проворны, передвигаются скачками. Надо избавиться от них: они могут многое попортить, к тому же служат переносчиками инфекций. Наконец, крысы — ночные животные и могут служить ориентирами времени, нарушив тем самым "чистоту" эксперимента, по крайней мере частично.
Однажды, направляясь к люку, чтобы забрать пищу и отнести мочу на анализ, я обнаружил на стене таракана, какие водятся в американских пещерах. Он не пробудил во мне нежных чувств, как паучок в пещере Скарассон, к которому я относился чуть не с умилением, пока мне удавалось сохранить ему жизнь. В этой пещере жизнь проявляется более интенсивно, чем в пещере Скарассон: видел несколько летучих мышей, мошек, довольно много крыс.
Сколько ни умываюсь, сколько ни протираю руки и лицо спиртом — меня преследует дурной запах, которым здесь пропитано все. Это в значительной степени объясняется высокой температурой и влажностью: и то и другое способствует появлению грибов и плесени. У меня уходит масса времени на чистку одежды, которая быстро загрязняется.
Эти прозаические занятия не мешают мне ломать голову над тем, сколько же прошло времени? Так как я приблизительно знаю свой режим бодрствования и сна, то можно предположить, что мой активный период длится от 14 до 20 часов. Если исключить утренние и послеобеденные часы, остается 10–12 часов. Значит, я недооцениваю длительность времени? Задача весьма запутанная.
И все-таки в этой жизни, где человек не подвластен времени, есть свое очарование… Убежден, что в городах, в специально оборудованных камерах, можно будет проводить две недели или месяц "вне времени". Это было бы отличным лечением при переутомлении, которое позволило бы восстанавливать силы лучше, чем лечение сном, или дополнило бы это лечение.
Конечно, пациенты в отличие от меня не будут "на привязи"… Можно ли представить себе более забавное зрелище, если бы я просматривался сквозь толщу скалы: голый человечек, с серым кабелем ректального зонда, обмотанным вокруг пояса (чтобы зонд не выскользнул), опутанный проводами от другого кабеля, идущими к датчикам электрокардиографа (один — на грудине в нижней части шеи, два — в области сердца) и к семи датчикам для изучения сна (на голове и вокруг глаз). Каждый раз, когда я их снимаю, нужно втирать крем в кожу, которая подвергается раздражению.
Иногда эти манипуляции надоедают до крайности, но я твержу себе, что игра стоит свеч, прежде всего потому, что этот эксперимент расширяет наши познания. Кроме чисто научного интереса, эти знания могут найти широкое практическое применение: они окажутся полезными для тех, кто работает посменно (то днем, то по ночам), и для такого специализированного персонала, как члены экипажей атомных подводных лодок, пилоты воздушных кораблей, космонавты.
Велика важность, если я потеряю полгода жизни, коли это расширит наши знания о механизмах сна? Ведь в современных городах полно людей, страдающих бессонницей и неврозами, при которых различного рода нарушения физиологических функций происходят главным образом из-за нарушений сна.
Я теперь уверен, что психологическая оценка длительности времени также зависит от соотношения между фазами сна, в частности — от фазы сновидений. Все взаимосвязано.
Заботы
Дни бегут чередой, но не похожи один на другой. Вчерашний был томительно пуст. Я страдал от одиночества и ощущал страшную усталость, в итоге не упражнялся на велоэргометре, не выполнил ни одного теста, даже забыл сделать записи в дневнике.
Сегодня, напротив, я в полной форме, деятелен. Какое поразительное различие в самочувствии на протяжении всего двух суток, точнее — двух циклов бодрствования и сна! Вероятно, мое поведение зависит от того, насколько хорошо я спал, а также от мыслей, приходящих в голову в период активности, и от тех, которые теснятся в моем подсознании, оживают во сне, но вспомнить их я не могу.
Мне предстоит решить немало проблем, связанных с материальными затруднениями. Долгов у меня — на огромную сумму. У членов моей группы на поверхности кончились деньги. Они едят лишь один раз в день, что отнюдь не улучшает их настроение. Их сейчас только трое: Жерар Каппа, мой старый друг и товарищ юных лет, Жак Шабер и Ж.-П. Мезон. Моя жена Натали теперь, скорее всего, в Европе, где пытается хотя бы частично уладить наши финансовые затруднения. По крайней мере я так думаю.
Чтобы не загрязнять пещеру, все отбросы я складывал в пластмассовые мешки
Помимо этих невеселых мыслей, повседневные, докучные заботы. С тех пор как я под землей, плесень почти ничего не щадит, разве что голубой нейлон моей палатки. Зато на нейлоновой "непромокайке" наросли толстые слои плесени: один — снаружи, другой — изнутри, так что она стала непрозрачной. Я пытался освободиться от этого налета, но попытки оказались безуспешными. Внутренний слой не хочу счищать, чтобы частички плесени не попали на датчики и мой рабочий столик. Кроме того, боюсь, как бы споры не попали в легкие. Тогда мне не избежать какого-нибудь микоза, а состояние моего здоровья и без того не блестяще. Даже кнопки электроприборов покрыты серовато-синей плесенью.
Несмотря на текущие дела, я весь во власти своего былого увлечения, благодаря которому я стал стипендиатом Фонда призваний, — подземной геологии. Стоит мне сойти с настила, чтобы забрать пищу из холодильника (там, где мои запасы поди), стоит отцепиться от кабеля, чтобы сходить к подвесной дороге, как мое внимание привлекают всякие геологические детали: значительное разрушение сталагмитов, окаменелости в стенах, странные прямоугольные конкреции. Я просто в отчаянии, что не последовал совету моего учителя, профессора Буркара, и не посвятил себя целиком геологии и физической спелеологии. Вместо этого занят биологическими проблемами и превратился в "подопытного кролика"…
28
За двести пять дней пребывания под землей я снимал с себя все датчики лишь на десять дней