Земля была пуста. Она слабо освещалась луной — голая, молчаливая и зловещая.
Дьявол сказал, что между камнями есть подстилка из листьев. Я поискал и нашел ее. Внимательно осмотревшись, я не обнаружил поблизости змей. Я не думал, что найду их. Дьявол не был похож на дешевого обманщика. Я заполз в убежище и как можно удобнее улегся на листьях.
Лежа во тьме и слушая стон ветра, я с благодарностью думал о том, что Кэти находится дома и в безопасности. Хотя и безо всяких усилий с моей стороны, но это конечно же не имело значения. Это было дело рук Дьявола, и, хотя им двигало не сочувствие, я думал о нем с некоторой благодарностью.
Я видел лицо Кэти, обращенное ко мне, и старался представить себе счастливое выражение этого лица. И, пытаясь сделать это, я уснул.
И проснулся в Геттисберге…
14
Что-то толкнуло меня, я проснулся и так резко сел, что ударился о камень. Сквозь искры, вспыхнувшие в глазах, я увидел согнувшегося человека, который старался разглядеть меня. В руках у него было ружье, направленное в мою сторону. Мне показалось, что на самом деле он не целится в меня. Вероятно, он использовал его как палку, чтобы разбудить меня.
У человека на голове была фуражка, сидевшая криво. И человек этот давно не стригся. На синем мундире блестели медные пуговицы.
— Завидую тем, кто может спать где угодно, — дружелюбно сказал он.
Повернув голову, он выплюнул разжеванный табак на камень.
— Как дела? — спросил я.
— Мятежники подвезли пушки. Все утро занимались этим. Должно быть, целую тысячу привезли. Поставили их ствол к стволу.
Я покачал головой:
— Не тысячу. Скорее — двести.
— Может, вы и правы, — согласился он. — У мятежников не может быть тысячи пушек.
— Это, должно быть, Геттисберг?
— Конечно, Геттисберг, — с отвращением согласился он. — Не говорите мне, что вы не знаете. Вы не можете находиться здесь и не знать этого. Дело скоро начнется, и я не ошибусь, если скажу, что мы, северяне, скоро окажемся в аду.
Конечно, это был Геттисберг. Я понял, потому что местность сразу показалась мне знакомой, когда это произошло еще прошлым вечером — действительно ли это было прошлым вечером, или за сто лет до этого? В этом мире время также не имело смысла, как и все остальное.
Я постарался собраться с мыслями. Прошлым вечером — роща и груда камней, а утром — Геттисберг?
Нагнув голову, я выполз из-под камней и уселся на корточках. Человек передвинул табачную жвачку из одного угла рта в другой и осмотрел меня внимательней.
— Что это у вас за мундир? — подозрительно спросил он. — Не могу его припомнить…
Если бы я был настороже, возможно, я сумел бы найти ответ, но мозг был еще затуманен сном, а голова болела от удара о камень. Я знал, что должен ответить, но ответа у меня не было, поэтому я просто покачал головой.
На вершине холма выстроились пушки. Рядом с ними в напряжении стояли артиллеристы, глядя на раскинувшуюся перед ними долину. Полевой офицер неподвижно сидел на лошади, нервно переступавшей с ноги на ногу. Впереди пушек длинной неровной линией лежали пехотинцы. Некоторые из них прятались в укрытиях, другие просто лежали на земле. И все смотрели на долину.
— Мне это не нравится, — сказал нашедший меня солдат. — Если вы из города, у вас тут не должно быть дел…
Издалека донесся протяжный, хриплый, но не очень громкий гул. Услышав его, я поднялся и посмотрел на долину. Я увидел только облако дыма, поднимающееся с противоположного холма. Вдалеке возле деревьев блеснула вспышка, будто кто-то открыл дверцу горящей печи и немедленно закрыл ее.
— Ложись! — крикнул солдат. — Ложись, придурок!
Остальные его слова были заглушены близким грохотом и скрежетом.
Я увидел, что он лежит на земле, как и все остальные, и упал тоже. Снова послышался еще один удар, и, приподняв голову, я увидел множество открывающихся печных дверей на противоположном холме. Над головой послышался шум и свист от каких-то быстро летящих предметов. Затем весь мир взлетел на воздух.
И продолжал взлетать…
Земля дрожала от канонады. Гром стал оглушительным, его невозможно было выдержать. Дым плыл над землей, а к тяжелому грохоту добавился скрежет обломков и осколков. Неожиданно ясно осознал, что вокруг меня повсюду лежат обломки металла. Чувство страха, испытываемого мною, достигло пика.
Прижавшись к земле, я чуть-чуть повернул голову и увидел вершину холма. К моему удивлению, смотреть особенно было не на что. Толстый слой пыли и дыма закрывал всю вершину, поднимаясь более чем на три фута над землей. В этом трехфутовом пространстве виднелись ноги артиллеристов, словно наполовину усеченные люди стреляли из наполовину обрубленных пушек: виднелась только нижняя часть лафетов, все остальное скрывал слоистый дым. Из дыма, как ни странно, вылетал огонь, когда скрытые завесой пыли орудия вели ответную стрельбу по долине. При каждом залпе я чувствовал толчок горячего воздуха. Но звук выстрелов из стоящих рядом орудий доносился до меня как бы издалека.
В дымном воздухе пахло порохом. В облаке дыма рвались снаряды. Но разрывы, скрываемые дымом, казались не быстрыми, яркими вспышками света, как можно было ожидать, а мигающими красно-оранжевыми огоньками, которые пробегали по вершине холма, как неоновая реклама. Вдруг сильный взрыв блеснул сквозь дым, поднялся мощный столб черного дыма. Вероятно, снаряд попал в зарядный ящик.
Я теснее прижался к земле, стараясь зарыться в нее. Я вспомнил, что нахожусь в одном из самых безопасных мест на этом кладбищенском холме, потому что в этот день, свыше ста лет назад, артиллеристы конфедератов стреляли выше, чем требовалось, и в результате основной удар пришелся не на вершину, а на противоположный склон холма.
Снова повернув голову, я поглядел на долину над Семинарским холмом и увидел другое облако дыма, кипящее над вершинами деревьев. Крошечные огоньки мелькали у основания холма, выдавая нахождение орудий конфедератов. Солдату, разбудившему меня, я сказал, что у них две сотни пушек. А теперь вспомнил, что у них было сто восемьдесят. И на вершине же надо мной находилось восемьдесят пушек. Я подсчитал, что сейчас, вероятно, около часа дня, потому что канонада началась в это время и продолжалась без малого два часа.
Где-то там сидел на Путнике генерал Ли и смотрел на поле битвы. Где-то там, за грубой изгородью, угрюмо сидел Лонгстрит, обдумывая заявление о том, что его атака необходима.
«Нет, — сказал я себе, — здесь нет ни Ли, ни Лонгстрита. Битва на этой земле происходила более ста лет назад и не может повториться. А это шутовское сражение отнюдь не точная копия происходившего здесь когда-то, а то, что мы представляем об этом, опираясь на традицию и на позднейшие сведения».
Кусок металла вонзился в землю рядом со мной, разрывая дерн. Я осторожно протянул руку, но тут же отдернул ее: металл оказался горячим. Я был уверен, что, если бы этот осколок попал в меня, я был бы наверняка убит, как и в настоящей битве.
Справа от меня находилась роща. Там атака конфедератов достигла наивысшего накала, но потом откатилась назад, вниз по склону, к закрытым пушечным дымом большим кладбищенским воротам. Я был уверен, что местность выглядит так же, как и сто лет назад, и что представление будет идти по точному расписанию, включая передвижение отдельных воинских частей и отрядов, хотя, конечно, многие детали утратились в позднейшее время, и следующие поколения о них не знали.
Здесь Гражданская война будет такой, какой ее представляют люди, беседующие о ней за обедом сто лет спустя, а не такой, какой она была на самом деле.
Кромешный ад продолжался: грохот, рев, звон, пыль и пламя. Я продолжал прижиматься к земле, которая, казалось, нагрелась подо мной. Я ничего не слышал, и мне начинало казаться, что я оглох навсегда, что вообще нет такой вещи, как слух, не было никогда, что я просто выдумал его…