Оказалось, что, пока я спал, погода улучшилась. Ветер утих. Море было сравнительно спокойное. Выглянуло солнце, горизонт очистился от туч, и условия для решения астрономических задач были идеальные.
Когда я поднялся на мостик, все командиры с увлечением занимались астрономическими наблюдениями и математическими расчетами.
"Снова попадет, опоздал", - мелькнуло у меня в голове. Но на этот раз мои опасения были напрасны. Фартушный и не думал меня упрекать.
- Штурман, вы видите, какое чудесное солнце?
- Так точно, вижу, товарищ командир!
- Ну, давайте соревноваться! Порядок у нас такой: каждый офицер определяет место корабля и наносит полученные координаты на карту. Кто точнее определит наше место, тот и будет признан победителем. Жюри соревнования - это я.
Весь остаток дня, пока высота солнца позволяла производить замеры, мы решали астрономические задачи. К вечеру у каждого офицера было на карте по нескольку обсервованных мест. Фартушный внимательно изучил полученные каждым результаты и после некоторого раздумья сказал:
- Пожалуй, точнее других решает задачи штурман, хотя он работает недопустимо медленно...
- Это не важно, он ведь впервые! - заступился за меня комиссар. - Набьет руку.
- Я так и знал, что ты будешь на стороне штурмана. - Фартушный бросил лукавый взгляд на Нарнова. - Так и быть, признаем победителем лейтенанта Иосселиани.
Увлеченный своими штурманскими делами, я не замечал, как бегут дни, и был удивлен, когда корабельный фельдшер, оторвав очередной листок календаря, заявил, что мы уже две недели "утюжим" Черное море.
Эти две недели многому меня научили. Я стал чувствовать себя вполне самостоятельным штурманом, и мне иногда уже казалось, что опека командира корабля только мешает мне в работе. Тогда я не понимал еще всей ответственности командира-воспитателя за подчиненных ему людей и их подготовку по специальности. Не понимал я также и того, что мало знать свое дело вообще. Кроме хороших и прочных знаний, нужны еще навыки, доведенные подчас до автоматизма, вошедшие в привычку. Мне казалось, что как только я мало-мальски освою работу штурмана, командир уже не будет стоять рядом со мной на вахте, проверять мои прокладки курсов, решения астрономических задач. А на деле получалось наоборот. Фартушный становился все более придирчивым и требовательным ко мне и как к штурману, и как к вахтенному командиру.
- Вы не первый день на корабле и должны уметь работать аккуратнее, говорил он порой, поправляя меня.
Я проплавал на подводной лодке два года, считался опытным штурманом, меня выдвинули на должность помощника командира подводной лодки, а Илларион Федотович продолжал наблюдать за мною. Он опекал и учил меня, где и когда только мог. И сегодня, узнав о моем новом назначении, он пришел поздравить меня. Мы долго сидели с Фартушным в моей каюте, дружески беседуя на различные темы, и он давал мне советы, которые должны были помочь мне в моей новой и ответственной роли.
- Помните, еще раз повторяю, что командир подводной лодки - это особая фигура на флоте. Представьте себе: идет война, подводная лодка вышла в море, и ее командиру на большом удалении от Родины приходится самостоятельно решать весьма ответственную задачу, имеющую государственную важность. В море ему уже не с кем посоветоваться, он сам должен все знать. А чтобы все знать, нужно на берегу, в дни пребывания в базе, в дни учебы на полигонах боевой подготовки очень много работать над собой. Мой совет: никогда не думайте, что вы уже все знаете. Такого положения, я считаю, вообще не может быть: лодка - настолько сложное боевое хозяйство, что на ней всегда находится работа.
- Эх, овладеть бы кораблем...
- Овладеть вы овладеете, я не сомневаюсь, - перебил меня Фартушный. - Одна из ваших слабостей (я много раз на это указывал) заключается в том, что вначале вы робко и неуверенно беретесь за дело, а когда мало-мальски овладеваете им, вам кажется, что вы достигли совершенства. Берегитесь этой слабости. На море нужны твердые знания и автоматические навыки. Раздумывать и рыться в своей памяти бывает некогда. Иногда лучше совсем не знать, чем знать как-нибудь.
Я привык безоговорочно верить Фартушному и выслушивал его советы с большим вниманием.
- И еще об одной вещи хотел я вам напомнить, хотя и не впервые буду вам об этом говорить. - Илларион Федотович встал и приготовился, видимо, оставить меня. - Каждый из нас, командиров-коммунистов, является прежде всего активным проводником линии нашей партии, воспитателем своих подчиненных. Иногда вы можете увлечься своей специальностью и забыть о том, что у вас есть подчиненные, которых надо учить, направлять и воспитывать. Не только вы, многие строевые командиры, к сожалению, страдают этой слабостью, забывают о том, что служба в нашем флоте основана на высокой сознательности каждого воина...
Прощаясь с Илларионом Федотовичем, я не мог тогда предполагать, что в последний раз вижу своего учителя и друга.
Фартушный командовал новой быстроходной подводной лодкой самого большого по тем временам водоизмещения. Лодка имела мощное торпедное, минное и артиллерийское вооружение. Только в одном залпе она могла выпустить шесть торпед. Каждый выход в море этой подводной лодки радовал моряков новыми победами над ненавистным врагом. Дерзкие торпедные атаки Фартушного были известны всем подводникам нашего флота.
В последнем бою с противником подводники Фартушного потопили большой транспорт и два боевых корабля из состава итальянского конвоя. После атаки они подверглись ожесточенной контратаке противолодочных кораблей. Ценой огромных потерь врагу удалось смертельно ранить советскую подводную лодку, и она геройски погибла.
...Проводив Фартушного, я пошел на лодку.
На "Камбале" меня ждали новые поздравления и дружеские рукопожатия.
- Я, конечно, знал, что вас назначат командиром, - заявил Пересыпкин, мне даже приснилось...
- Вы рады? - спросил я его.
- Конечно, рад!
- Что расстаетесь с таким помощником командира, как я?..
- Да нет! - смутился матрос, а окружавшие нас подводники весело рассмеялись. - Я рад, конечно, что вас назначили командиром, но не потому, конечно, что мы расстаемся с вами...
Пересыпкин злоупотреблял словом "конечно".
- Наверно, и потому тоже, - продолжал шутить я.
- Хоть вы меня, конечно, и на губу посадили, - оправдывался Пересыпкин, но, конечно, правильно посадили... Мина тоже сказала, что, конечно, правильно посадили... А за правду только нюни обижаются, а настоящие, конечно, матросы должны благодарить.
Пересыпкин намекал на случай, когда я наказал его за опоздание на разводку дежурно-вахтенной службы.
- А где сейчас Мина? - спросил я его. - Ведь она была в Севастополе.
- Мина-то? - Пересыпкин заулыбался.
- Мина, говорят, замуж вышла за какого-то разгильдяя! - крикнул кто-то из толпы матросов.
- Вот в это уж никто не поверит. Она порядочная девушка, - заступился Свистунов.
- Мина, конечно, была здесь, - Пересыпкин пропустил мимо ушей насмешки товарищей, - а сейчас на фронте.
- Пишет?
- Редко, конечно, - еле слышно произнес матрос.
- Ну и редко! - расхохотался друг Пересыпкина Додонов. - Да он ответы не успевает писать.
- Как это не успеваю? - обиделся Пересыпкин, - Конечно, не успеваю, когда враз приносят кучу писем, а потом... по два месяца нет.
...В последний раз я беседовал с подводниками "Камбалы". "Проработав" Пересыпкина, матросы направили огонь своих шуток на Додонова, затем вспомнили Сазонова, Калямина и других членов экипажа.