- Вот придем на позицию, утопим фашиста, повернем курсом на базу, тогда и раскрою... А сейчас скажу только, что мои приметы благоприятствуют нашему успешному походу.
Я знал, что от Фомагина весь экипаж узнает о том, что у командира лодки есть какие-то свои особые приметы. Так оно и получилось. Не прошло и двух часов, как на мостик поднялся Каркоцкий.
- Товарищ вахтенный офицер, разрешите выйти покурить! - громко произнес он, высунув голову из люка.
- Добро!
Каркоцкий вышел из рубки с зажженной папиросой и, прикрывая ее рукавом, начал жадно курить.
- Вы очень много курите, старшина, - заметил я, - это вредно.
- Вот одержим победу, брошу курить, совсем брошу, товарищ командир. А пока не могу.
- Я запомню, смотрите!
- Да и ждать-то ведь недолго. Все говорят, что, судя по каким-то вашим приметам, победа не за горами...
- Правильно, - уверенно ответил я, - если встретим врага, утопим обязательно. А вы разве не верите в это?
- Если встретим, я думаю, утопим.
- Значит, и вы верите?
- Получается...
- Надо же как-то бороться с этими нытиками, черт бы их побрал.
- Да нытик-то всего один, товарищ командир. Это Поедайло. Он мутит воду. Комсомольцы наши только им и занимаются. Не одно, так другое выдумает. Разъяснять ему что-либо бесполезно. Он считает себя умнее всех.
- Только отсталые, невежественные люди всегда уверены в своей непогрешимости. Таких надо воспитывать всеми средствами и способами.
- На них действуют лишь наглядные уроки. Грубо говоря, мордой об стол и... все.
На третий день похода "Малютка" заняла боевую позицию у вражеского побережья.
Стояла тихая, безветренная погода. Море снова было спокойное. А это не позволяло пользоваться перископом: сверху виден был след от него.
Оставив вахтенного офицера у перископа, я решил пройтись по отсекам, поговорить с людьми.
В жилых отсеках свободные от вахты подводники были заняты чтением. Пожалуй, нигде так много и охотно не читают, как на подводных лодках, особенно, когда лодка находится в подводном положении.
- Товарищ командир, разрешите обратиться! - встретил меня в электромоторном отсеке старшина Леонид Гудзь.
Видно было, что он чем-то обеспокоен.
- Пожалуйста, - ответил я, обратив внимание на то, что матросы почему-то избегают встречаться со мною взглядами.
- Комиссар дивизиона говорил, что каждый из нас должен все время расти. Правильно?
- Правильно.
- А вот матрос Тельный думает иначе...
- Смотря как расти, - перебил я Гудзя, - если физически, так ему, пожалуй, это уже не надо.
- Нет, физически с него, лентяя, хватит. Здоров, как бугай, - Гудзь метнул свирепый взгляд в сторону смеявшихся матросов, - а учиться не хочет. Сдал зачеты - и на боковую.
- Ну, пусть хоть под водой отдохнет. Мои шутливые реплики несколько обескуражили старшину, но он все же продолжал:
- Пока не прикажешь, ничего сам не догадается сделать - никакой инициативы...
Тельный смущенно переминался с ноги на ногу. Действительно, все экзамены он сдал с оценкой "отлично", и начальники были им довольны.
Старшина Гудзь явно хотел начать дискуссию о Тельном. Мне же она показалась неуместной; у меня, как и у других начальников, к матросу претензий не было. Поэтому я перевел разговор на другую тему, предупредив подводников о возможности атаки и о том, что в штилевую погоду скрытность маневрирования чрезвычайно затруднена.
- В подобных условиях нужно действовать очень точно и правильно, закончил я.
- Будет исполнено на отлично... - начал было Тельный, но под сердитым взглядом старшины замолчал.
- Постараемся, товарищ командир! - поправил матроса Гудзь.
Выходя из отсека, я слышал, как он начал его разносить за бахвальство.
В дизельном отсеке матросы собрались тесной группкой и о чем-то оживленно беседовали.
- О чем шепчетесь, заговорщики? - обратился я к Каркоцкому.
- Подводим итоги перехода, товарищ командир!
- А я думал, составляете заговор против электриков. Они теперь главные действующие лица...
- Все равно без нас не обойдутся, - возразили матросы. - Все друг от друга зависимы. Один сплоховал - всем плохо.
- Как торпеды? - спросил я в торпедном отсеке у старшины Терлецкого.
- Ждут вашего приказания.
- На какое время планируете бой?
- На завтра после обеда, - не моргнув глазом, ответил Терлецкий.
Шутливое предсказание старшины сбылось. На следующий день, едва подводники закончили обед, вахтенный офицер обнаружил вражеский конвой.
Прозвучали колокола громкого боя, подводники бросились на свои посты. По переговорным трубам непрерывно летели доклады, команды, распоряжения. Каждый был занят своим делом, привычным ухом выделяя команду, идущую в его адрес.
Меньше чем через минуту оружие было готово к бою. Наступила напряженная тишина. Лодка выходила в торпедную атаку.
Конвой фашистов шел вдоль берега. Для сближения с объектом атаки надо было маневрировать в сторону мелководного прибрежного района, что усложняло решение нашей задачи.
Я быстро спустился в центральный пост к штурманскому столику, чтобы взглянуть на карту района. Здесь мое внимание привлек Поедайло. Вид у него был жалкий: руки тряслись, нижняя губа отвисла, на лбу выступили капельки пота.
- Что с вами? - спросил я.
- Возьмите, - протянув резинку, почти крикнул Косик, - и закусите зубами! По крайней мере не будут стучать...
Поедайло, казалось, пришел в себя.
- Нервы, товарищ командир, извините, пожалуйста, - пробормотал он.
- В ваши годы нервы должны быть стальными! Рассмотрев суда противника, мы разочаровались. В окуляре перископа различались всего лишь буксир с баржей и несколько катеров охранения.
- Конвойчик, конечно... не слишком солидный, - размышлял между делом Косик, - но такое большое охранение зря не бывает. Груз, должно быть, ценный.
- Утопим, а там видно будет - ценный или нет, - стараясь подавить охватывающее меня волнение, решил я.
Наша боевая позиция находилась в районе, в котором следовало топить все суда противника независимо от тоннажа, класса и боевой ценности. И вражеские моряки испытывали панический страх перед нашими подводными лодками, уничтожавшими буквально все суда, которые осмеливались выходить в море. Нам было достоверно известно, что в черноморских портах, оккупированных врагом, происходили забастовки матросов торговых судов, отказывавшихся выходить в море.
Лодка проскочила кольцо охранения, и мы очутились перед целью.
- Аппарат - пли! - скомандовал я.
Торпеда вырвалась из аппарата и устремилась к цели. В ту же секунду я понял, что допустил грубейшую ошибку: измеряя расстояние до цели, я забыл, что окуляр перископа не переведен на увеличение. Дальномер при этом, конечно, показывал ложную дистанцию. В результате "Малютка" оказалась настолько близко к атакуемой барже, что взрыв торпеды грозил ей почти в такой же степени, как и барже.
Ухватившись за рукоятку перископа, я с силой перевел перископ на увеличение и вздрогнул, увидев лишь наглухо задраенные иллюминаторы баржи.
- Лево на борт! - скомандовал я, и в этот миг лодка вздрогнула от удара о баржу.
Об опасности, угрожающей "Малютке", знал только я. Остальные считали, что все в порядке.
- Столкнулись с баржей, - тихо сказал я Косику, вытирая со лба рукавом холодный пот.
- Что вы говорите? - вырвалось у Косика, и он беспомощно опустил руки, которые секунду до этого мастерски жонглировали расчетными приспособлениями.
Но прошло десять, двадцать, тридцать секунд, а взрыва так и не последовало.
- Промах! - освободившись от мучительного ожидания катастрофы, сказал я.
- Надо полагать, - согласился Косик.
Развернувшись на обратный курс, я приготовился было поднять перископ, но услышал по переговорной трубе голос гидроакустика старшины Бордок. Он предупреждал о приближении справа впереди катера. Лодка начала маневр на уклонение.