- Ну и что ж? - отозвался Трапезников. - Собрание еще короче, а спят некоторые, и... даже со свистом.
Намек был на Халилова. Злые языки говорили, что на собрании отличников в береговой базе он якобы уснул. Его кто-то даже прозвал за это "отличный храпун-подводник". Факт этот Халилов категорически отрицал, но Трапезников не упускал случая дружески посмеяться над строгим начальником.
- Болтаешь много, - огрызнулся Халилов, - неужели ты не понимаешь, что вахта не собрание? И вообще, сколько можно мусолить эту ерунду!
Матросы хорошо знали Халилова. Если он начинал говорить быстро, вздрагивающим голосом, то это предвещало для кого-нибудь внеочередной наряд на камбузе, в трюмах отсеков или где-нибудь еще. В отсеке водворилась тишина.
- Уже больше недели ходим у этих берегов. Точно вымерло все. Так и война пройдет с одной несчастной баржей, - тотчас же переменил тему разговора Трапезников.
- А тебе не терпится? - услышал я снова насмешливый голос боцмана. Посмотрел бы я на тебя, если б тебе довелось один на один подраться с каким-нибудь фашистом.
Халилов имел в виду небольшой рост и довольно слабое физическое развитие Трапезникова. Его даже прозвали "младшим сыном боцмана". Дело было не только в тщедушной фигуре Трапезникова, но и в том, что Халилов особенно внимательно наблюдал за Трапезниковым, Подмечал все его промахи, постоянно учил его, но наказывал очень редко и нестрого. Подводники не могли не видеть этого. Трапезников относился к кличке почти как к должному, даже отзывался на нее, Халилова же по совершенно непонятным причинам упоминание об этой кличке приводило в бешенство.
- Неизвестно, кто кого проучил бы, - возразил задетый словами боцмана матрос.
- Терпеливым надо быть! Терпеливым! Только хладнокровным, разумным и терпеливым дается победа! "Больше недели ходим"... Иногда и дольше приходится ходить - и все впустую. Не так-то легко найти врага. Он вот и рассчитывает на таких, как ты. Мол, лодочка походит, походит, поищет меня, надоест и уйдет в другой район, а тем временем я пройду спокойно...
Матросы дружно засмеялись. Смеялся и Трапезников, но только чтобы поддержать компанию.
- Товарищ мичман, - обратился к Халилову кок, сильно хлопнув переборочной дверью при входе в отсек, - прошу выделить двух человек на чистку картошки.
- Ты что стучишь дверьми? Нервишки, что ли, расшатались? Не видишь, командир спит.
- Виноват! - кок перешел на шепот. - Забылся, на камбузе жарко...
- То-то я вижу, что жарко: у тебя мозги расширились. - Халилов снова рассмешил матросов. - Трапезников, Свиридов, на картошку, быстро!
Кто-то прыснул, наступила пауза, которую снова нарушил голос мичмана:
- Грачев! Иди и ты с ними. Втроем быстрее справитесь. Много смеешься, поработай малость.
- Хорошо с нашим боцманом: поговоришь с ним по душам, глядишь - и работка какая-нибудь найдется, - бросил Трапезников, выходя из отсека вместе со своими товарищами.
- Матросу нельзя скучать, - назидательно отозвался Халилов, довольный своей остротой. - Работайте, чтобы кок был доволен. Я приду посмотрю.
Через несколько минут он действительно вышел из отсека.
- Шутки шутками, а Паша прав. Да и боцман тоже прав, конечно, философствовал кто-то из отдыхавших в отсеке, - уже одиннадцатые сутки... И никого. Страсть надоели эти выходы в атаку по... луне. Паша об этом и говорил, но боцман...
С целью тренировки экипажа ежедневно, обычно под вечер, проводились учебные атаки. При этом игралась боевая тревога, подводная лодка маневрировала на различных ходах, оружие и механизмы готовились к бою. Естественно, такие тренировки, прозванные матросами "атаками по луне", приносили пользу. Однако за десятидневное безрезультатное маневрирование на позиции они изрядно всем надоели. Люди рвались в бой, а им вместо этого приходилось довольствоваться... "атакой по луне".
Разговор, начатый матросом, никто не поддержал. В отсеке воцарилась тишина.
Сладкие минуты долгожданного отдыха были недолгими. По переговорной трубе я услышал слова вахтенного офицера: "Командира корабля прошу в боевую рубку!"
Как бы изысканно вежливо и спокойно ни произносил вахтенный эти слова, они заставляли меня забывать обо всем. Я бежал в боевую рубку и припадал к окуляру.
Этот миг всегда волновал подводников. Сам перископ казался им магическим прибором, от которого зависели все наши дальнейшие действия. Каждый гадал: либо найден противник, либо вахтенный просто решил потревожить командира.
На этот раз повод был весьма серьезный: из-за горизонта показалась корабельная труба, над которой вился серый дымок. Мачт не было видно.
- Боевая тревога! Торпедная атака! - скомандовал я.
Мой помощник нажал кнопку. По отсекам зазвенели колокола громкого боя. Через несколько секунд в переговорные трубы полетели доклады с боевых постов о готовности к атаке.
Мы стремительно шли навстречу фашистским судам. Когда расстояние между нами уменьшилось, я определил, что конвой состоит из двух больших транспортов, четырех катеров - охотников за подводными лодками, двух самоходных барж и двух торпедных катеров.
Конвой шел вблизи берега. Суда охранения располагались со стороны моря, по дуге. Это затрудняло нам атаку. Транспорты, несомненно, везли боеприпасы и технику, предназначенную для уничтожения советских людей. Надо было во что бы то ни стало уничтожить этот груз.
- Торпедные аппараты к выстрелу изготовлены! - доложили из первого отсека.
Было решено произвести атаку с короткой дистанции, предварительно прорвав кольцо охранения. Для этого нужно было, чтобы гидроакустические приборы охотников не обнаружили нас и не началась бомбежка еще до того, как мы выпустим торпеды.
Все издающие шум механизмы были остановлены, моторы работали на малом ходу. Подводникам было приказано слушать забортные шумы и докладывать о них в центральный пост.
Торпедная атака, даже учебная, требует большого напряжения сил. Ведь именно торпедная атака подводит итоги громадной работы большого коллектива. В военное время ответственность подводников усугубляется. Каждая неудачная атака - это не только напрасная трата дорогостоящих торпед, но и поражение для всего экипажа, поражение, которое приводило к тому, что враг получал новые подкрепления на сухопутном фронте.
- Слева к траверзу приближается охотник, - четко, не повышая голоса, но с заметным волнением доложил гидроакустик, - пеленг не меняется.
Если пеленг не меняется, это значит, что катер пройдет точно над лодкой и не атакует ее. Однако люди, не знакомые с тонкостями правил маневрирования, в таких случаях обыкновенно думают, что охотник выходит в атаку. Чтобы избежать лишних волнений, я поспешил пояснить:
- Если пеленг не меняется, значит, все в порядке. Для выхода в атаку пеленг должен идти слегка на нос!
Только я произнес эти слова, как над лодкой зашуршали винты катера-охотника.
Мое внимание привлек Трапезников. Лицо у него было бледное, лоб покрылся крупными каплями пота. Было видно, что он растерялся. Но глаза у матроса блестели. В них даже можно было прочесть какое-то торжество.
- Испугались? - спросил я. - Вид у вас болезненный.
- Не так, чтобы очень, товарищ командир, но... как... как и все, товарищ командир!
Это был честный ответ, и он был встречен одобрительными улыбками подводников.
- Время вышло! - доложил помощник.
- Всплывать на перископную глубину! - скомандовал я, приготовившись к подъему перископа.
Подъем перископа показал удачный ход маневрирования. Прорыв охранения прошел хорошо. Мы всплыли в заданной точке внутри конвоя - огромный транспорт подходил к "кресту нитей", можно сказать, шел прямо к своей гибели. Теперь его ничто не могло спасти, даже обнаружение нашей подводной лодки и немедленный выход в атаку против нее всех катеров конвоя.
- Ап-па-раты - пли! - раздалась долгожданная команда.