Вахтенный офицер, два сигнальщика и я, не отрываясь ни на секунду, "шарили" своими "ночниками" по мглистому горизонту. Однако на визуальное обнаружение вражеских судов было мало шансов. Видимость не превышала полутора десятков кабельтовых, а временами была и меньшей. Это означало, что практически мы были не в состоянии контролировать даже одну треть отведенного нам района боевой позиции. В этих условиях мы снова, как некогда на Черном море, полагались на нашего корабельного "слухача" Ивана Бордок.
За время пребывания в Англии Бордок не только не отстал от современного уровня подготовки, но и сумел улучшить и усовершенствовать методы своей работы с приборами. Он целыми днями просиживал в гидроакустической рубке еще не принятой от англичан подводной лодки, прислушиваясь к шумам от кораблей в базе.
Англичане серьезно считали, что он готовится на всемирный конкурс гидроакустиков.
Такое отношение к делу не замедлило принести свои плоды.
Было четыре часа сорок семь минут, когда из центрального поста доложили: "По истинному пеленгу двадцать семь шум винтов большого судна. Идет влево!"
На двадцать четвертой минуте стал вырисовываться силуэт одинокого танкера, шедшего, судя по густо валившему из трубы дыму, форсированным ходом.
Я скомандовал ложиться на боевой курс, и лодка сделала двухторпедный залп с дистанции около пяти кабельтовых. Но прошло несколько минут, а взрыва не последовало. Противник, видимо, так и не знал, что по нему только что были выпущены торпеды.
- Оба полный вперед! - до боли сжав зубы, подал я новую команду.
Подводная лодка снова устремилась в атаку, В шесть часов двадцать минут мы снова сумели занять позицию и выпустили две торпеды из носовых торпедных аппаратов.
Дистанция залпа была не более пяти кабельтовых, но увы!.. Торпеды опять не попали в цель. На этот раз мне удалось заметить, что торпеды прошли по носу танкера.
Стало ясно, что скорость противника была меньшей, чем мы полагали. Четыре боевые торпеды были израсходованы зря... Но у нас оставались еще две не выпущенные торпеды, и я решил попытаться еще раз выйти в атаку.
К сожалению, момент был упущен: скорость подводной лодки не позволяла догнать противника и занять позицию для залпа. Да и танкер, как мне показалось, уже обнаружил присутствие советской подводной лодки и увеличил скорость хода.
Оставалось рассчитывать только на какое-нибудь изменение обстановки. Более всего я надеялся на то, что за мысом Нордкин танкер повернет в сторону берега, направляясь на Ла-фьорд.
Двенадцать следующих минут мы соревновались с танкером в скорости. Но танкер довел свою скорость до предельной и прошел мыс Нордкин, не повернув в сторону берега.
Втайне я еще на что-то надеялся, и мы продолжали преследовать танкер.
Вдруг все находящиеся на мостике заметили, что дистанция между лодкой и танкером стала сокращаться, Противник явно уменьшил ход. Это ничем не могло быть оправдано, но факт был налицо, А вскоре танкер начал-таки поворачивать в сторону берега.
Я тут же скомандовал "Право руля!", и лодка немедленно легла на боевой курс. Через две минуты был дан залп с дистанции трех кабельтовых.
За все двадцать восемь боевых атак, в которых мне приходилось участвовать в дни Великой Отечественной войны, ни одна из сорока двух торпед, выпущенных по моей команде "Пли", не приносила столько волнении, сколько принесла эта последняя. С нетерпением ждали результатов атаки и остальные подводники.
Над танкером поднялся громадный водяной столб, и густей черный дым окутал судно.
Подводная лодка легла уже на курс отхода и дала полный ход, когда раздался новый сильный взрыв. Нас изрядно тряхнуло. Там, где находился танкер, мы увидели огненный столб высотой метров сто.
А мы спешили уйти подальше от берега, чтобы погрузиться на большую глубину и перезарядить торпедные аппараты.
На мостике появился Паша с фотоаппаратом.
- Ну как, Паша, успел сфотографировать что-нибудь? - спросил я.
- Нет, - огорченно ответил матрос, - меня прогнали с мостика... мешал.
- Кто прогнал?
- Старший помощник. Говорит: и без тебя тут хватает...
- Ну, ничего, - успокоил я матроса, - в следующий раз прикажу, чтобы тебе дали возможность сфотографировать ночной торпедный взрыв. Сегодня взрыв был какой-то... невыразительный, ты все равно не успел бы его снять...
- Да он и другой раз не снимет, - вмешался Глоба.
- Почему? - удивился я.
- Да здесь же позировать никто не будет, а работать быстро он не может... Ползает, как медуза...
- Нет, товарищ капитан-лейтенант, с аппаратом я работаю быстро.
- Ну, посмотрим, как ты работаешь, - решил я положить конец спору, завтра или послезавтра еще кого-нибудь встретим, атакуем, а ты снимай.
На следующий день действительно встретили немецко-фашистский конвой.
Накануне вечером мы получили радиограмму, извещавшую, что из Бек-фьорда вышел конвой в составе пяти транспортов, трех эскадренных миноносцев и нескольких малых судов.
По нашим расчетам, он должен был подойти к нашей позиции около пяти часов утра.
Мы начали готовиться к бою...
Ночь была темная. Сильная зыбь мешала работе гидроакустика. Северо-восток, откуда мы ожидали появления противника, затянуло туманом. Видимость упала до нескольких кабельтовых.
Ранним утром мимо самого носа нашей лодки неожиданно пронесся на полном ходу вражеский эскадренный миноносец. Волнением лодку сильно подбросило. Но с корабля нас не могли заметить, так как мы находились на фоне высоких скалистых гор.
Я понял, что мы не сумели своевременно обнаружить конвой. И это могло кончиться печально. Справа от нас двигалась армада кораблей: четыре транспорта в сомкнутом строю следовали один за другим, за ними шло много мелких судов. Эскадренный миноносец, жертвой которого мы чуть было не стали, шел головным на большой скорости.
- Оба полный назад! - скомандовал я вслед за объявлением боевой тревоги.
Я успел хорошо рассмотреть передний транспорт пассажирского типа водоизмещением 10-12 тысяч тонн. Его плохо затемненные иллюминаторы были отчетливо видны на близком расстоянии.
- Аппараты! Пли! - раздалась команда, когда форштевень первого транспорта достиг линии прицеливания. И торпеды понеслись по курсу подводной лодки.
Одна из них взорвалась у борта первого транспорта в районе фок-мачты. Пожар мгновенно охватил судно, которое на наших глазах переломилось пополам.
Но вот раздался новый взрыв. Это вторая торпеда попала в другой транспорт - третий в строю вражеских судов. Взрыв оказался еще более сильным. Горящие обломки судна, взлетевшие на большую высоту, падали в воду. А еще через несколько минут судно исчезло под водой.
Зарево от взрывов следующих двух торпед, попавших в цель, было таким ярким, что на подводной лодке капитана третьего ранга Каланина, находившейся в двадцати двух милях от мыса Нордкин, хотели было сыграть "срочное погружение", чтобы не быть замеченными береговыми постами наблюдения. Другая наша соседка (лодка капитана третьего ранга Колосова), находившаяся в семнадцати милях от нас, тоже видела зарево. В ее вахтенном журнале было записано: "По пеленгу 240 градусов две шапки пламени на горизонте".
Немудрено, что мы были обнаружены. Многочисленное охранение корабля (количество судов точно нам так и не удалось установить) бросилось в атаку на нас. А головной миноносец, как докладывал сигнальщик, открыл по лодке артиллерийский огонь. Проверить правильность доклада я не успел. Подводная лодка приближалась к берегу задним ходом и каждую минуту могла налететь на камни.
- Всё вниз! Срочное погружение!
Находившиеся на мостике кубарем скатились вниз. Через несколько минут мы были на глубине 55 метров. - Слева сорок шесть шум винтов приближается! послышался голос Бордока.
Я подал команду на уклонение, но в этот момент раздались взрывы первой серии глубинных бомб, ложившихся по левому борту подводной лодки. Противник, очевидно, бомбил наугад, не имея с нами гидроакустического контакта.