— С ней особо не поболтаешь, правда, Робби?
— Да, если она сама не захочет.
— Никто не собирается болтать, Ивонна, это будет долгая беседа, на целых три дня. Тут главное — интуиция. Девочка только что из ашрама, где таких, как она, сотни. Расчет на то, что эти три дня с ней будут обращаться как с уникальной, неповторимой личностью, а не как с одной из. Согласитесь: это очень приятно, когда кто-то занимается только тобой.
Робби передает мне кока-колу. Ивонна потягивает свой джин.
— Я бы тоже не отказалась, если бы кто-то целых три дня говорил только обо мне, — роняет она.
— Да ну, — ухмыляется Робби, — и ты сможешь вытерпеть, чтобы говорил кто-то, кроме тебя?
Приносят пиццу. Фабио, щеголяя марлевой заплаткой на носу, раздает всем по куску.
Ивонна тычет меня в ляжку.
— А если человек верит в любовь?
— Любовь тоже в некотором роде — религиозный фанатизм: «я люблю тебя, люблю, люблю, но… с удовольствием поимел бы и кого-нибудь еще».
— О-о, знакомая ситуация, но тогда в чем состоит его любовь, разве в любви есть что-то другое, кроме, ну?.. — Глубокий вздох. — Неужели вы нисколечко в нее не верите?
— Так на какой вопрос я должен отвечать?
— Ой… даже не знаю, — она смущенно хихикает, — ладно, давайте на второй.
— Нет, увольте, это не по моей части.
Поджимает розовые губки:
— А я так не думаю.
Я не смотрю на нее, хотя она рассчитывает именно на это. Надо бы встать и для приличия сделать что-нибудь неприличное, но я опоздал. Она сама садится напротив, поглаживая ступнями мои ноги, ее колени раздвинуты, она страстно дышит. «Не реагируй», — отдает приказ мой внутренний голос. Она начинает оглаживать изнутри свои раздвинутые ляжки, коленка мягко приподнимается, потом пальцы добираются до меня, ищут неопровержимую улику моего вожделения, но — ничего обнадеживающего. Опустив глаза, я наблюдаю за ее манипуляциями.
— У меня с Робби давно ничего, поэтому я имею право иногда… пошалить, раз он сам на это меня толкает. Это даже романтично, правда? Обожаю мотели, тут все совсем другое, новое, словно попадаешь в постель незнакомого мужчины, очень похожее чувство. Только войдешь, и что-нибудь обязательно случится.
Утро. Девятнадцатый день двенадцатого месяца, шесть часов. Мы покидаем мотель с его оштукатуренными кельями и миниатюрными джунглями в кадках и выезжаем на шоссе, Парраматта,[12] Блэксленд, что ли, уже не помню, промелькнули когда-то где-то, и нет их. Катумба, я в полудреме смотрю по сторонам, тянутся города, стелется под колеса гудроновое полотно, выныривают сбоку огромные фургоны и мощные деревья, и снова города, и снова фургоны, и снова деревья — и ничего больше — на многие, многие мили.
— А что это за деревья?
— Фикусы. Которые крупнолистные.
Чудесная темная кора, мощные ветви и большие прохладные листья, собранные в плотную вилочку. Ба-а, прелестное видение, может, из-за жары и одурманивающей болтовни Робби у меня начались галлюцинации? Мне показалось, что у дороги растет марихуана. Когда я сказал об этом, Фабио тут же открыл глаза:
— Не растет, ее тут рядом выращивали, она живучая, прям как сорняки. Я видел этих чуваков в суде, они с Запада, папаша и сын устроили себе из нее живую изгородь, ну а соседи подняли хай. Показывали как-то по телику в новостях. Сначала полиция ничего просечь не могла, до пятнадцати футов успело дорасти, ну а потом какой-то гад все снял на камеру; обшныряли домик со всех сторон, полиция пришла и все спалила. Вот что некоторые недоумки себе устраивают.
— Вот бы тебе тогда поселиться у этих недоумков, когда их изгородь была еще целенькой, а? Ха-ха-ха!
Робби дымит сигаретой прямо мне в физиономию. Ивонна какой-то пахучей пакостью прыскает себе на ноги, говорит, что это освежитель воздуха. Раздается детское хныканье — это Тодди, сынуля Ивонны и Робби. Они прихватили его по дороге, забрали у мамаши Ивонны.
— Сколько ему?
— Четыре с половиной. И до сих пор в памперсах.
— Ничего подобного. Это только в дороге, когда на машине едем.
— Да брось, ему нравится в них какать.
— Заткнись, вечно ты что-то придумываешь.
Сынуля сосредоточенно терзал пакет с апельсиновым соком. Все сиденье было залито. Не-е-ет, пусть Стен срочно вызывает мою лапоньку, мою Кэрол, надо его озадачить. Должен же кто-то мне помочь.