— Нет, не все… ничего еще не кончено.
Она вздыхает, продолжая скатывать свои бинты, и каждое ее движение словно вытягивает из меня душу и силы. Эти ее глаза, и ритмично шевелящиеся пальцы, и опущенные уголки губ, все это заставляет меня вспомнить про паука. Она тоже паук, в том смысле, что я не могу, черт возьми, справиться с этой напастью: каждый жест, каждая черточка накрепко в меня вцепились, как паучьи ножки. Она трясет головой, вся — в себе, вся — в чем-то своем.
— Нет, ты послушай… с этим — со ВСЕМ — покончено, и мне так стыдно. Как же я тебя измучила… своим придуриваньем и разными фокусами.
— Но мне все это нравилось, нам нужно быть вместе.
— Вместе… НЕТ… ради Христа…
Улыбаюсь безнадежной жалкой улыбкой — не могу удержаться, и Рут наверняка чувствует это отчаянье, проступившее на моем лбу каплями пота. Ее раскаянье (напоминаю я себе) — очередной этап депрограммирования, этап пересмотра веры и сомнений — во всем и вся. Я зову:
— Эй, иди глотни водички, а то тебя хватит тепловой удар.
Рут берет у меня бутылку, пьет и ставит ее на пол.
— Я-то надеялся, что тут было и кое-что хорошее, а?
— Да-да, конечно. Но я не хочу никаких обязательств, ни перед кем, я пока до этого не доросла. Я действительно слишком еще молодая и… безответственная. И действительно не умею никого любить.
Вид у нее очень расстроенный. Смотрю, как она подсовывает под левую подошву три книжицы и — прибинтовывает их, разматывая этот скатанный из полос проклятый валик.
— Рут, ну хватит уже, прекрати. Ну что ты, в самом деле?
Она выпрямляется, усаживается в кресло и смотрит мне в глаза:
— Вот-вот, с меня хватит. Я… я совсем потеряла голову… Чертова глухомань. Ведь не попади мы в эту халупу, ничего бы не было. Мы вряд ли когда-либо… мы бы никогда не встретились.
Я подхожу к креслу и накрываю ладонью ее руку.
— Но в этом-то и все очарование, ты согласна? Чудо нежданной встречи.
Она вырывает у меня руку и снова начинает обертывать ступню своим бинтом.
Я наклоняюсь и шепчу ей в самое ухо:
— Я помогу тебе вырасти.
— Ты уже помог.
— Нет, это так, ерунда, я способен на большее. Забудем о плохом, ни слова лжи, ни грана расчетливости. Давай отныне жить только настоящим.
— А как же Кэрол? — небрежно интересуется она, обматывая теперь уже другую ступню.
— А что Кэрол? Я сам решу, что мне делать. — Беру ее руку и — целую, целую… — Послушай, Рут, я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Все мы думаем одно и то же. Что впереди нас ждут сотни встреч. С сотнями тех, кого мы сможем полюбить по-настоящему. На самом деле дай бог, если на сотни и сотни найдется три родственных тебе души.
Она снова вырывает руку и вытирает ее чайным полотенцем. Проводит ладонью по кушетке — туда-сюда, туда-сюда; ее глаза снова встречаются с моими. Долгая пауза, а потом…
— Поди-ка лучше на себя посмотри. И переоденься. Все кончено, все плохо началось, и дальше будет только хуже и хуже!
Эти ее «туда-сюда» ладонью заразительны, я непроизвольно качаю головой в такт ее движеньям и одновременно прикидываю, как я выгляжу в своей юбчонке. М-да, на романтического любовника я категорически не тяну. Я смеюсь, но Рут мой клоунский вид почему-то не радует, по ее щекам медленно ползут слезинки. Она порывисто встает и идет, высоко поднимая ступни с примотанными книжками. В панике спешит от двери к раковине, от раковины к другой двери. Только спокойствие… нет, не могу…
— Не надо, Рут, нет! — Я подскакиваю к ней и хватаю за руку. Она стряхивает мою ладонь, стряхивает меня… Я падаю и вцепляюсь в ее щиколотки.
— Выходи за меня!
— Нет, ну пожалуйста… ты ненормальный.
Она опускается на корточки и пытается разжать мои пальцы, вся мокрая от напряжения. Мы оба обливаемся потом. Она приговаривает, что она сыта по горло, что я должен наконец ее отпустить. Потеряв терпение, она щиплет меня, и от неожиданности я чуть разжимаю пальцы. Все… сейчас убежит.
— Остановись! — навзрыд кричу я, хотя вижу, как она испугана, она не хочет меня, она не верит в мою любовь, она не собирается останавливаться. Нет, не собирается… она торопливо устремляется к входной двери и выскальзывает наружу. Я бегу за ней вслед, в мои босые подошвы впиваются острые камни, но мне слишком больно, чтобы обращать внимание на подобные мелочи. — Погоди, давай все-таки попробуем еще!