Рекка подумала о выгоде, которую получит, если проникнет в разум мужчины и поглотит язык целиком. Вместо посоха она потянулась к жезлу с наконечником в виде кристалла, специально настроенном устанавливать связь с другим живым разумом. Когда мужчина увидел жезл в её руках, он побледнел и умолк. Она представила себя на его месте — проснувшейся от тысячелетнего сна, наведённого, быть может, похожим жезлом.
- Успокойся, - посоветовала Рекка, опускаясь рядом с ним на колени.
Он, конечно, не понял её слов, но от ужаса или в результате своего заточения был слишком слаб, чтобы сопротивляться, когда она принялась чертить узоры языка на его лице. Он молча закрыл глаза и сжал кулаки так сильно, что они задрожали — но не от страха.
- Храбрец, - сказала Рекка, схватила его за запястья и подняла на колени. - Обещаю, это быстро закончится.
Вокруг его головы расцвёл нимб. Рекка прекратила дышать и прижалась к его лбу своим. Теперь перед ней встал выбор; сделай вдох — и язык Нетерила будет принадлежать ей, но незнакомец может остаться немым. Сделай выдох — и всеобщий язык Фаэруна проникнет в мысли мужчины, возможно, стерев любые другие известные ему языки.
Вдох или выдох?
Рекка сделала выдох. Мужчина похолодел в её хватке, температура его тела резко понизилась. Она сжала его крепче, сохраняя ему жизнь, пока её разум не опустел, как и лёгкие. Он был без сознания, а она — вымотана, но это была усталость успеха, а не поражения, и Рекка потянулась за посохом.
Был серо-стальной полдень, и на земле лежал свежий снег, когда посох перенёс их в дом в Зимнем лесу. Друида нигде не было видно, и судя по мусору на полу и дырах в крыше, ушёл он уже давно. Рекка потратила время, чтобы наслать на него проклятие, прежде чем пойти в атаку на этот хаос.
Если бы ведение домашнего хозяйства было магическим искусством, Рекка освоила бы его в совершенстве, но увы. Большая часть дыма от её огня уходила не в трубу, а в дыры в крыше, а незнакомец, ради которого она навалила тюфяков и простыней на кровать, стал сопротивляться, когда она уложила его.
- Можно подумать, у тебя вышло бы лучше, - буркнула она, набрасывая на него последнее пыльное одеяло.
Ему не нужно было отвечать. Она осмотрела его руки. Они были в царапинах и мозолях, руки человека, усердно трудившегося, хотя он был слишком упитан и хорошо одет, чтобы быть крестьянином. Волшебником он тоже не был — и в таком возрасте не мог быть учеником.
Он вызвал у Рекки такой интерес, который в последние десятилетия не вызывала никакая магия. Она хотела расспросить его о Нетериле и тех днях, когда волшебство взбесилось. Она не хотела, чтобы кто-то убил его, пока она будет охотиться за мясом для котла, брошенного на решётку очага, поэтому заключила постель в круг из соли и камфоры, призвав защиту, мерцавшую в такт его дыханию.
Зимний лес помнил Рекку. Он не отдавал ей ничего незаслуженного, ведь таков был обычай диких мест. Однако она нашла следы, которые не смогла бы заметить, если бы лес был настроен враждебно. Когда угрюмый вечер сменился ветреными сумерками, и Рекка вернулась в дом, у неё на плече висели два жирных кролика..
В очаге по-прежнему горел огонь — это было меньшим из двух удивительных событий, встретивших её. Большим удивлением, которое оказалось сложнее разглядеть, стал туманный призрак, парящий возле защитного круга. Призрак обладал обличьем молодой человеческой женщины, облачённой в одежду, похожую на одежду незнакомца, только лучшего качества. Рекка обратила внимание на золотые заколки в густых тёмных волосах.
Чародейка из Нетерила? Соперница Ффеллсила? Рекка подняла правую руку. Её указательный палец согнулся, потёр кольцо у основания большого, пробуждая заклинание, способное лишить эссенции любого призрака. Но она не стала им пользоваться. Призрак, казалось, не обращал внимания ни на что, кроме бесчувственного мужчины — даже на прочную защиту, которая взорвалась мириадами сине-зелёных искр, когда призрак неразумно попытался её преодолеть. Призрак отдёрнулся, и Рекка почувствовала его боль и безумное отчаяние — в той мере, в которой дух вообще мог источать эмоции.
Эти чувства, так похожие на грусть и разочарование, замеченные Реккой, когда настойчивый гейс не сумел проникнуть в её разум, стали ответом на загадку. Волшебница, которая создала гейс, наделила его частицей собственной души. Гейс был так настойчив, потому что она была настойчива... Потому что мужчина, заточённый в шкатулке, значил для неё больше, чем собственная жизнь? По известным Рекке законам магии — а ей было известно множество — подобная трансформация была невозможна. По крайней мере, сама Рекка не могла её осуществить и не допускала мысли, что на подобное способен менее опытный маг. Но когда призрак снова набросился на защитный круг, этот вывод стал неизбежен. Изгоняющее заклинание, застывшее на кончиках её пальцев, сгорело в огне любопытства. Рекка должна была узнать тайну гейса-призрака.