Однажды я получил глубоко взволновавшее меня письмо. От Эмилии Яковлевны Звейниэк из города Вентспилса. Не один год продолжалась наша переписка. Она отвечала на мои вопросы, прислала фотографии. И вот мы встретились в Риге. Передо мной еще довольно бодрая женщина с седыми волосами и большими глазами, сохранившими свою выразительность. Может, по ним я и узнал ее на перроне вокзала среди встречавших поезд. К этому времени предполагался приезд в Ригу и Анны Карловны Матисон, но ее болезнь, к сожалению, не позволила нам встретиться.
Несколько дней продолжались паши беседы с Эмилией Яковлевной. Я читал ей то, что написал об Архангельском подполье, а она частенько останавливала меня и вносила уточнения, поправки, поражая меня своей памятью. Она вспоминала имена подпольщиков, тогдашние адреса, приводила новые или интерпретированные по-новому уже известные факты.
— Пускай это вас не удивляет, — заметила Эмилия Яковлевна. — После Архангельска мы, те, кто остался в живых, собирались в Риге и много раз обсуждали происшедшее. Первое время была с нами и Аня Матисон, которая лет пять лечилась в Москве. Интервенты хоть и не расстреляли ее, но изуродовали на всю жизнь.
Помолчав, Эмилия Яковлевна с грустью добавила:
— Мы сходились на том, что если бы Макар сразу пошел с Аней в нашу квартиру, он бы уцелел.
Эмилия Яковлевна рассказала о судьбе латышей, бывших подпольщиков Архангельска.
— Многое пережито, особенно после фашистского переворота в Латвии в 1934 году, когда мы снова вынуждены были уйти в подполье. Как правило, наша группа собиралась в рижской квартире Андрея Индриксона. На наши собрания нередко приходил и товарищ Герман (Штейнерт), бывший член бюро Архангельского губкома партии, ставший работником советского посольства в Латвии. Однажды он привел к нам красивого юношу и, не называя фамилии, весело сказал: «Познакомьтесь! Наш сотрудник». Наверно, от неожиданности мы не сразу узнали гостя. Лишь вглядевшись, почти одновременно закричали: «Володя Петров!» — и кинулись обнимать его. Такая радостная встреча была! Договорились видеться регулярно, но шпики прервали наши связи...
Не буду распространяться об этой борьбе, продолжавшейся шесть лет. Скажу лишь, что частица и нашего труда есть в победе, одержанной в июне 1940 года, которая ознаменовалась созданием Латвийской Советской Социалистической Республики. При нападении фашистской Германии мы с мужем и сыном успели эвакуироваться. Эзерини остались и включились в подпольную борьбу уже в третий раз. Ян был схвачен и расстрелян фашистами...
Андрей Карлович Индриксон был капитаном торгового судна, не так давно умер. Его жена Минна, пережившая большие страдания с двумя детьми в Архангельске, когда Андрея увезли во Францию, жива.
В 1970 году Эмилия Яковлевна поехала в Архангельск. Это было путешествие в далекое прошлое. Она подолгу останавливалась у памятных ей мест... Вот «Казармы восстания», к которым приходила на «свидания» с Сергеем Глазковым. В этом доме не раз бывала у Теснанова. Постояла около обветшавших зданий, где помещался американский Красный крест, вспоминала то, что здесь происходило...
В городе свято хранится память о борцах подполья. Над широкой синевой Двины высится одиннадцатиметровый обелиск — четырехгранный столб из серого гранита, суживающийся кверху. С набережной В. И. Ленина можно подойти к основанию памятника, где расположены братские могилы, подняться на квадратную трехступенчатую площадку к чашам для цветов. Здесь в лицевую грань пьедестала вмонтирована бронзовая доска с изображением склоненных красных знамен, лавровых и дубовых ветвей. На остальных трех гранях постамента — чугунные доски с именами погребенных.
Волнующий памятник создали скульптор М. С. Алещенко и архитектор М. Д. Насекин (по типу Стены парижских коммунаров), а специалисты подмосковного Мытищинского завода художественною литья воспроизвели его. Установлен он на Кузнечихском кладбище, на месте расстрела руководителей подполья.
Слева мемориальная доска с текстом, справа — изображение вечного огня. В центре, в углублении стены из серого гранита, отлитые из бронзы в натуральный рост с сохранением внешнего сходства на фоне развернутого красного знамени — руководители подполья в последнюю минуту перед расстрелом[29].
К памятнику то и дело подходят экскурсанты, в одиночку и группами. Прослушав экскурсовода, молча вглядываются в бронзовые фигуры, в их лица. О чем думают эти люди? О мужестве и отваге борцов? О том, как смело они вступали с врагами в бой роковой? Осмотрев памятник, читают фамилии и надпись на мемориальной доске: «Бессмертие и слава героям — несгибаемым борцам за Советскую власть и независимость нашей Родины!»
29
При создании образа Теснанова позировал его сын Павел Карлович, такой же плечистый и рослый, как отец. Он ветеран войны и труда. Солдатом прошел путь от Волги до Берлина. Потом много лет служил в Министерстве обороны СССР, откуда ушел на заслуженный отдых.