Тронутый похвалой, Сергей взволнованно заверил:
— Знайте, Александр Карпович: смелости у нас на все хватит.
Петров положил руку па плечо Закемовского:
— Верю, Сережа. Но одной смелости мало. Разительный пример — Никифор Левачев.
Закемовскому показалось, что Петров чрезмерно упирает па осторожность. Заметил:
— Но ведь мы идем в бой, Александр Карпович, а бой отвагу любит.
Тот ласково взглянул в глаза Сергея:
— Ты, помнится, был агитатором у солдат и должен знать, что подполье — особый вид боя. Тут не открытое поле, не подымешься с возгласом: «В атаку, за мной!» — В задумчивости как бы пояснил: — В дореволюционные годы Ленин терпеливо учил нас искусству подполья. Если суммировать, оно заключено в одном — в конспирации. Вождь требовал, чтобы мы всегда были в поисках того, что помогает обходить сети, расставленные полицией. У подпольщика очень трудная специальность — вот что подчеркивал Владимир Ильич...
— Ну хорошо. А если Кедров с эшелонами прорвется, мы и тогда в укрытии будем, что ли?
— Нет, тогда мы повторим зов Левачева: к оружию! Но сейчас нужно ориентироваться на худшее. За неделю до захвата Архангельска в передовой статье «Главная опасность — с Севера» центральная газета «Красная Армия» справедливо предупреждала всех. Я сохранил ее.
Петров встал, осторожно вскрыл половицу и вынул оттуда изрядно потертую газету. В ней говорилось: «Мы охвачены сплошным кольцом самых злейших врагов. Но в данную минуту самую главную, самую страшную опасность представляет для нас наступающий с севера англо-франко-американский империализм. Цель его заключается в том, чтобы свергнуть Советскую власть, передать власть в руки какому-нибудь Керенскому, Милюкову... Американский посол Френсис совершенно определенно заявляет о военном союзе с «освобожденной» от коммунистов Россией».
— По-моему, Сережа, освобождение Севера задержится. Уж очень плотно Республику окружают со всех сторон. Поэтому, положив начало, нам нужно идти дальше. Расширять организаторскую деятельность — создавать группы, сосредоточиться на срыве мероприятий властей. Одна из главных задач сейчас — срыв набора добровольцев в армию противника.
«А я афиши читал и не отреагировал как надо, — подумал Сергей. — Усмехался, считал, что дураков не найдётся».
Из дома Петровых он уходил окрыленный.
Несколько дней Сергей находился под впечатлением от беседы с Петровым. Складом характера тот походил на Теснанова. Такой же медлительный в движениях, неторопливый в решениях. Он же, Сергей, из породы загорающихся. А может, тоже станет таким, как и они, скажем, лет через пятнадцать? А в общем-то Александр Карпович прав, указав на печальный пример Левачева и подчеркнув, что подполью нужны люди внутреннего горения, умеющие сдерживать порывы при радостях и гневе. Значит, выдержку нужно вырабатывать. «Очень трудная специальность», — то и дело вспоминались ленинские слова, приведенные Петровым.
Свирепыми приказами Пуля все гуще оклеивались деревянные заборы города. Куда ни повернись, черные буквы грозят: «арест!», «каторга!», «расстрел!» Репрессиями английский генерал стремился компенсировать свои промахи. В первый же день он произвел бывшего ротмистра Берса в полковники и назначил командующим русскими войсками. Как же: совершил ночной переворот, помог интервентам без выстрела войти в город. Это не могло не оскорбить многих «русских» — ротмистр служил красным и вдруг... полковник, командующий.
Разумеется, он, Пуль, махнул бы на это рукой, но недовольные стали действовать, обратились к начальнику контрразведки Торнхиллу. Один из них, кажется, более всех обиженный, капитан второго ранга Чаплин, донес, что ротмистр Берс не о приходе союзников пекся, а о своем обогащении. Не переворот совершил он, а ночной грабеж, захватив все денежные средства штаба красных.
Полковник Торнхилл привел Чаплина к Пулю. Пояснил: это тот, кто, искусно разыграв здесь роль англичанина Томсона, сумел склонить членов Военного совета Виккорста и Потапова, которые и сорвали большевистский план обороны Архангельска. Берса отправили на фронт, а командующим назначили Чаплина.
С ведома Пуля Чаплин арестовал «правительство» Чайковского, надоевшее своей болтовней о демократии.
Но меньшевики и эсеры подняли вокруг этого шум. Усмирить их не составило бы большого труда, однако неожиданно в разглагольствования о демократии включился американский посол Френсис. Пришлось вернуть из ссылки «северное правительство», а Чаплина отправить на боевой участок.