Понравился Макару волнующий и в то же время забавный рассказ Ивана Богового. Скоро, мол, и у нас, в Архангельске, будут веселые приключения.
Но как ни радовался Макар предстоящему освобождению города, его беспокоила мысль: почему военком говорил о восстании уклончиво, тогда как вопрос о нем стоит уже конкретно?
Зашел к Суздальцевой. Вздохнув, она невесело ответила:
— Понимаю, Макар, твое нетерпение. Но видишь ли, приказ главкома отдан без учета имеющихся у нас сил. Наша Шестая отдельная армия приравнена к фронту, а войск у нее явно недостаточно, особенно если сопоставить их с войсками противника. Это подтвердила и принесенная тобой карта. Словом, командование считает приказ нереальным, пока нам не дадут подкреплений. Об этом Кузьмин пишет в Москву. Ему сподручней — с девятьсот третьего в партии.
Макар рассказал, что в Архангельске надеялись на прибытие Кедрова с войсками, готовили восстание, а когда узнали, что ему не пробиться, большую горечь испытывали.
— Да, — вздохнув, ответила Суздальцева. — Маловато сил было. Михаил Сергеевич командовал нашим фронтом, а сейчас он в Москве — начальник особого отдела ВЧК.
Боева опечалило такое разъяснение. Правда, он успокаивал себя тем, что Москва не может не дать подкреплений. Военком армии, например, был уверен в этом.
Как-то военком увидел Боева и пригласил его пойти с ним к пленным. Пригласил также итальянского социалиста Цирони. «Наверно, переводчик», — подумал Макар. Когда пришли к группе французов, военком первый поздоровался:
— Бонжур!
Удивленные пленные встали и ответили на приветствие. Военком попросил их сесть.
Полностью содержание беседы Боев узнал потом, сейчас же лишь по отдельным словам и главным образом по настроению солдат догадывался, о чем шла речь.
— С вами, наверно, уже говорили о нашей революции.
— Да, да, — послышались голоса.
Пленный в очках заерзал на месте и, поднявшись, попросил разрешения сказать. Начал осторожно, с опаской, но, заметив одобрительную улыбку на лице комиссара, осмелел. Смысл его речи сводился к одному: русские гордятся своей революцией, французы понимают это. Ведь они тоже совершали революцию еще в 1871 году.
— Абсолютно справедливо, — подхватил Кузьмин. — Мы, большевики, считаем себя преемниками коммунаров. И это естественно. Парижские пролетарии подняли красный флаг над ратушей, а петроградские рабочие — над Зимним дворцом. Карл Маркс говорил, что парижане в героическом порыве штурмовали небо. Мы горды, что наши предшественники — русские революционеры были в первых рядах этих героев. Михаил Сажин дрался в последних, самых ожесточенных боях. Елизавета Кушелева под псевдонимом Дмитриевой на площади Бланш вместе с француженкой Луизой Мишель командовала батальоном, и парижане называли ее богиней революции. Две Анны: Корвин-Круковская и Пустовойтова, эти, по выражению парижан, красные амазонки, сражались на Монмартре. Любовь трудовой Франции к русским героям баррикад легко можно представить. Теперь мы выражаем такую же любовь к тем французам, которые пришли к нам на помощь. Среди них Жак Садуль. Кстати, вы знаете его?
То ли от неожиданности вопроса, то ли от незнания пленные с минуту молчали, потом последовали предположения: «Не тот ли капитан, которого трижды заочно приговаривали к смертной казни?», «Кажется, был членом французской военной миссии в России?»
— Да-да, он самый, — снова подхватил военком. — Сын парижского коммунара. После того как десанты высадились в Мурманске и Архангельске, он перешел на сторону русской революции, стал коммунистом. Завтра многие из вас поедут в Москву, и вы увидите его, поговорите с ним.
Военком затем сообщил, что во Франции широко развернулось рабочее движение под лозунгами: «Прочь войска из России!», «Преступник тот, кто пойдет войной против России!» Любопытный инцидент произошел во французском парламенте: во время заседания находившиеся там солдаты настойчиво потребовали демобилизации и демонстративно выступили против правительства.
Один из пленных воскликнул:
— Мсье комиссар, простите нас за то, что поднимали оружие на русскую революцию!
— Мы реабилитируем себя, если потребуется, — решительно заявил другой.
Кузьмин объяснил: большевики винят не солдат, а тех, кто их прислал. Тьер не разбил бы Коммуну, если бы к нему на помощь не пришел прусский монарх Вильгельм с солдатами. Так и в наши дни. Напуганная русской революцией, вся Антанта ринулась воевать с нами, обманывая народы своих стран и солдат в том числе.