Тех, кому надо в Архангельск, посадили в товарный вагон без проверки. «Значит, тут будут потрошить», — решил Макар, устраиваясь на нарах. Однако никто не пришел. Поезд тронулся, и Макар, повеселев, смотрел в маленькое окошко на заснеженный лес. Где-то здесь они спрыгивали с Никифоровым. Всего семь дней назад, а почему-то кажется это было давно-давно...
Оценивая свои первые шаги на оккупированной земле, он думал: почему их вагон остался без проверки? Может быть, ее устроят в городе? И он не ошибся.
Вражеская контрразведка имела уже строго секретную директиву о тщательной проверке всех возвращающихся, ибо, по полученным сведениям, среди бывших пленных есть якобы большевистские шпионы. Однако в Обозерской с ними не захотели возиться, оставили для Архангельска.
На городской вокзал прибыли в полдень. Выпрыгнув из вагона, бывшие пленные увидели офицера в сопровождении трех вооруженных солдат. Офицер поздравил прибывших с благополучным возвращением на родину и объявил:
— До завтра отдохнете в казармах. А перед роспуском по домам состоится беседа.
С вокзала строем пошли по льду Северной Двины, потом по улицам города. Ничего хорошего завтрашняя беседа Боеву не предвещала, и он упорно думал, как бы улизнуть от проверки. Нырнуть бы за угол или в какую-нибудь калитку, но два солдата шли по бокам. Значит, возможность побега предусмотрена. Надо искать другой выход.
В казармах, пока дежурный подыскивал им места для ночлега, Макар подошел к дневальному у проходной, завел с ним разговор. Солдат оказался любознательным, расспрашивал о плене, сочувствовал перенесенным страданиям. Не брившийся несколько дней и в ветхой одежде, Макар действительно имел жалкий вид. В конце разговора он попросился в город. Однако солдат развел руками, сказав, что выход запрещен.
— Эхе-хе, — вздохнул Макар. — За что только бог наказывает... Два года под снарядами в окопах, два года в плену и сейчас вроде того. Советы и то разрешали отлучаться.
Дневальный сочувственно поглядел на пленника, спросил:
— А что так загорелось-то тебе?
— Тетка у меня тут. Сундучок бы с грязным бельем ей снести. Рядом живет, с полчаса всего и требуется-то.
Дневальный заколебался, поглядел во двор и, увидев, что там никого нет, проговорил:
— Ну ладно, сходи уж.
Только этого Макар и добивался.
— Спасибо, братец. Я — мигом...
ПО ЛИЧНОМУ ПОРУЧЕНИЮ ЛЕНИНА
Боев вернулся! — эта весть разнеслась по подполью с быстротою молнии. С разных концов города люди стекались в помещение губпрофсовета, заместителем председателя которого стал Теснанов. С улицы дверь закрыта, вход со двора — под наблюдением Закемовского.
Подпольщики крепко жали руку Боева, поздравляли с возвращением. Сапрыгин оглядел собравшихся — доброй половины их он не знал. Отозвал Теснанова в сторонку, шепнул: «Не многовато ли приглашено, Карл Иоганнович?» Тот ответил: «Народ надежный, хоть и не все в партии».
Вошел сменившийся с поста Закемовский, и Теснанов открыл собрание, предоставив слово Боеву для отчета о походе за линию фронта. Тот прежде всего передал привет от Степана Попова, Якова Тимме и Валентины Суздальцевой. Рассказывал он легко, непринужденно. Но все же старался сдерживать звонкий голос. Лишь когда заговорил о подготовке восстания, увлекся, снова перешел на высокие ноты. «На своего конька сел», — отметил про себя Сапрыгин.
Встретив взгляд матроса Сергея Иванова, Макар сказал:
— Надо всех моряков Соломбалы тщательно подготовить.
Иванов кивнул головой. Боев перевел взгляд на Сергея Глазкова и продолжил свою мысль:
— Полку тоже нельзя изолироваться. Совместный удар солдат и моряков поддержат рабочие. И надо, товарищи, следить за радио, не прозевать сигнал из Москвы от товарища Свердлова.
Он говорил так, словно уже подходил срок восстания. Это взволновало участников собрания. Всем хотелось, чтобы наступление Красной Армии началось быстрее.
«Не переборщил ли я с восстанием?» — подумал Макар, глядя на взволнованных товарищей, и рассказал о том, как военком Кузьмин поправил его во время доклада. По лицам слушателей определил — откровенное признание понравилось. Аня Матисон наклонилась сначала к Эмилии Звейниэк, потом к Кате Петровой и что-то прошептала каждой из них. И Боев обратился к ним:
— Так что вам, девушки, и всем, кто листовками занят, работы — непочатый край. Меня просили передать всем подпольщикам: распространение иностранных листовок — это личное поручение товарища Ленина. Почти все они через его руки проходят, он их подправляет, а некоторые пишет собственноручно. Владимир Ильич принимает участие и в разработке способов переправки листовок за границу, интересуется их распространением среди солдат в России. В общем, это наша главная задача. Правильно вы, Николай Евменьевич, говорили на том собрании, — заключил Боев, взглянув на Сапрыгина.