— Что вы, мисс... Лейтенант Вильсон на фронте, — засмеялся офицер.
— Я о настоящем, — строго ответила Аня. — Он у меня торговец и очень ревнив.
Уловка помогла, офицер отстал. Но Боева не было. Проискала весь обеденный перерыв и ушла ни с чем. До вечера терзалась в смятении. Выбрав момент, объяснила свою тревогу тете Лотте, но успокоения в ее словах не нашла. Что значит: «Он мог где-то задержаться»? Ведь сам же назначил день и час. Единственное, что разумно в тетином рассуждении, — это предположение, что Макар вечерком зайдет к ним, как это часто и бывало.
Тете всего не скажешь. Аня твердо решила уйти с Макаром за линию фронта и об этом хотела поговорить с ним. Поживет он два-три дня у Звейниэк, приготовятся они и темной ночью двинутся в путь. С ним она ничего не боится, пойдет наперекор всему.
Вечер не успокоил ее. Она занесла кое-что в свой дневник и, перечитав, бросила карандаш. На бумаге вышло совсем не то, что было на душе. Допоздна все прислушивалась, не стукнет ли калитка. Уснула под утро.
Прошел еще день тревог. На всякий случай Аня сбегала на рынок, но Макара там и на этот раз не встретила. После работы отправилась опять к Петровым. Те как раз ужинали.
— Садись, Аня, шанежки есть, чай пить.
— Спасибо, я сыта.
— У нее в офицерской столовой пища получше, — смеясь сказала Катя.
Аня не ответила на шутку подруги, рассеянно села на табуретку. Ее удрученное состояние заметили.
— Что-нибудь случилось, Аня? — спросил Сапрыгин, вытирая усы.
Она рассказала.
— Э-э, зря тревожишься. С Боевым все благополучно, — сказал Александр Карпович. — Дочка, расскажи ей.
Катя повела подругу в свою комнату. Сегодня она видела Юрченкова, тот был в Соломбале, разговаривал там с Боевым. Макар уже второй день скрывается у друзей. Не дает ему покоя радиограмма. Кажется, не сегодня-завтра может прийти она. Из-за этого и тянет с уходом. Говорит: вдруг Москва просигналит, а я и знать не буду. Горит желанием участвовать в восстании. А на
«Таймыр» пройти не может — там что-то подозрительно. Выжидает.
Катя заметила, как посветлел взгляд Ани, зарумянились ее круглые щеки.
— А он не может прямо оттуда уйти? — несмело спросила Аня.
Катя развела руками и рассказала о Закемовском. Встретил его днем Юрченков. Шел по улице с невестой, корзину и чемодан несли. Григорий подумал — женятся, подхватил корзину, а в ней не один пуд. Шрифт и печатную машину по частям переносят.
— А печать, ту, что на листовках ставится, отцу переслал. Ты, как секретарь, знай об этом.
— Хорошо, Катя. Только в комитете-то никого не останется. Закемовский, Иванов и Боев под надзором.
Сообщение о Боеве успокоило ее, и она возвращалась домой с мыслью уходить с ним через линию фронта. Наверняка ведь зайдет проститься... Тут-то и предложит уходить вместе...
Утром вышла на работу повеселевшей и услышала ошеломляющую новость: лейтенант Вильсон попал в плен! Офицеры строят разные предположения, гадают, какие он теперь муки принимает. Кто-то саркастически высказал сожаление, что-де перед отправкой на фронт контрразведка зря забрала у него листовки: глядишь, и растрогал бы большевиков, не изощрялись бы в пытках. Подтрунивали и над Аней, когда она принесла завтрак.
— Напрасно так тяжело переживаете, господа офицеры, — сказала она, оставив без внимания их подковырки. — Никто его избивать не будет.
— О, если б большевики были такие, как Аня! — сострил широкоплечий капитан. Все засмеялись. Она пронесла поднос к следующему столу и услышала голос капитана:
— Между прочим, друзья, ходят слухи, что Вильсон сам сдался в плен.
Прошло несколько дней. Аня накрывала столы к ужину, когда увидела его в дверях. Поднос с ложками и вилками сам опустился на стол. Еле сдержала себя, чтоб не броситься навстречу. Лейтенант вошел веселый.
— Хау ду ю ду, мисс Аня! — с улыбкой произнес он.
— А тут сплетничают, что вас истязают в плену, — вместо приветствия вырвалось у нее.
Вильсон не успел ответить. Шумно ввалилась группа офицеров, его окружили, усадили за стол, стали расспрашивать. Пили вино и, хмелея, болтали все откровеннее. Теперь можно и подольше положенного постоять у стола, за которым с друзьями сидел Вильсон. Мало- помалу прояснилось.
Лейтенант попал в плен при внезапном наступлении красных под Обозерской. Увидев изумленные лица, успокоил, что в этом ничего страшного нет, что он, наоборот, интересно провел время: побывал в Москве, видел ее улицы, Красную площадь, Кремль.
— Парадоксально! Представьте, соборы с золотыми главами и крестами, а часы на башне играют «Интернационал».