Под звуки «Егерского марша», в сильно замедленном темпе, знаменосец в сопровождении ассистентов понес знамя по фронту, растягивая шаг чуть ли не на минуту. Карикатурно это выглядело, по так велел Айронсайд: именно в таком темпе сменяется караул у королевского дворца. Бывалые солдаты ухмылялись.
— Прямо как похоронный марш играют, Гриша, — толкнув локтем Визжачего, шепнул Лыткин.
— А мы его и похороним, Яша, — ответил тот.
«Его» — полк. Еще перед вербовкой в тюрьме такой уговор был, только бы получить оружие и попасть на передовые.
С такими же мыслями по соседству с ними стояли Василий Задорин и Яков Киприянов, бывшие подпольщики Усть-Вашки. В тюрьму они попали всей группой, во главе с Григорием Ружниковым. Сам Григорий наотрез отказался вступать в дайеровский батальон, считая это позором для большевика. Не убедила его и листовка подпольного комитета. Он был уверен, что лучше организовать побег прямо из тюрьмы, чем действовать окольным путем. Остальные согласились с ним, откололись лишь они двое — Визжачий и Лыткин.
Все «добровольцы» настроены, как и договорились, пустить пыль в глаза на параде. Вот последовала команда к парадному маршу. Заиграл сводный русско-английский оркестр, и взвод за взводом, рота за ротой пошли перед трибуной. Впереди английские офицеры. «Добровольцы» тоже одеты в хаки, одна лишь кокарда на шапках русская. И шаг печатали на мостовой задорно и мощно.
Айронсайд ликующе вскинул руку в приветствии. Не ожидал он увидеть такой дружный строй от недавних заключенных, набранных по его приказу. Многие из них всего два-три месяца назад были в рядах красных. Теперь все изменилось. Сомневаться в этом не приходится — по принуждению так браво по площади не пройдешь. Повернувшись к Марушевскому, он подмигнул. Марушевского, правда, все еще точило сомнение, но кивком головы он подтвердил свое восхищение строем.
Легким и широким шагом прошла и морская рота, сведенная из экипажей судов, стоящих на рейде. Затем двинулись англичане. Впереди шли генералы Гроган и Джексон, возглавлявшие бригады. На груди у них, как и у многих офицеров и солдат, награды. Значит, все с боевым опытом. Черчилль знает, кого послать в Россию. Весна и лето должны стать решающими в разгроме большевиков.
Айронсайд продолжал приветливо улыбаться. Порозовевшее лицо и голубые глаза делали его намного моложе своих сорока лет. Приветствуя пехоту, он радовался техническому оснащению своих войск — новым самолетам, мониторам, большому запасу фосфорных бомб (эта новинка ошеломит красных!), орудиям, снарядам. Скоро, скоро он бросит все это в бой, пойдет навстречу Колчаку и соединится с ним. По-другому тогда заговорит о нем Англия.
Кажется, лишь полковник Торнхилл не поддавался торжественному настроению, строго всматриваясь в шеренги. Накануне он выслушал доклад Рындина, сообщившего, что в Дайеровском батальоне не все благополучно. Обнаружены листовки подпольного комитета. Опять этот подпольный комитет!
— Вы же объявили его уничтоженным!
Вразумительного ответа на вопрос, чем объяснить продолжающееся появление листовок, он не получил, но зато ему сообщили о сговоре солдат повернуть оружие против иноземцев. Некоторых пришлось убрать, но поручиться за остальных и сейчас трудно. Был у Рындина донос на некоего Визжачего, будто он являлся комиссаром. Убедительных подтверждений не получено. Можно было бы, конечно, вернуть его в тюрьму, продолжить следствие, но это оказался тот самый солдат, с которым беседовал генерал Айронсайд и который первым изъявил желание пойти воевать. Посчитались и с тем, что в период подготовки он проявил рвение и старательность.
Как бы то ни было, несмотря на отличную маршировку дайеровцев, Торнхилл смотрел на них с сомнением. Повторяется опыт, мало что давший. Еще в июне прошлого года, готовясь к захвату Архангельска, генерал Пуль положил начало таким формированиям, создав так называемый славяно-британский легион в Мурманске. Вслед за ним возник французский легион. Командование было уверено, что легионы в скором времени развернутся в полки, но они так и остались легионами. Причем с ноября их стали пополнять обитателями тюрем и лагерей: английские и французские офицеры оказывались не в состоянии удержать русских солдат от перебежек к красным.
Торнхилл предложил обстоятельно проинструктировать личный состав о том, как и чем большевики стремятся разлагать войска. Работники отдела агитации разошлись по полкам, чтобы после инструктивных докладов для офицеров выступить перед солдатами, привести факты, подтверждающие варварство большевиков. Это профилактический курс, направленный на то, чтобы обезвредить, парализовать воздействие большевистских листовок, с которыми офицеры и солдаты наверняка встретятся на фронте.