— Но ведь ты же дезертировал, — настаивал Виктор. — Из царского флота, поди, не легче было убегать?
— Легче, Виктор. У меня под боком Петроград был, а тебя весь Архангельск знает, не укроешься.
Юрченков предложил ему уволиться из армии по болезни.
— На свою беду, Гриша, ничем не страдаю.
— Кури чай, быстро застрадаешь.
С того времени табак в кисете Чуева был смешан с чаем.
Юрченков укреплял связи с матросами. Настроение у них боевое. Большинство готово хоть сейчас выйти из повиновения. Через надежного матроса Григорий попробовал восстановить связь с Николаевым, прерванную после гибели Боева. Но тот ответил, что в данное время сношения небезопасны, целесообразнее вести параллельную работу, для открытого выступления срок не пришел. Юрченков было обиделся, но потом мысленно похвалил Николаева за предусмотрительность. Заметив за собой слежку, ушел из Маймаксы и изменил свою внешность.
Неожиданно за малярное дело взялся и Чуев. Курение чая вызвало сердцебиение, и врач дал Виктору двухмесячный отпуск, во время которого он решил подработать.
Однако по мере того как приближался конец отпуска, он все больше задумывался о том, что в автодивизион возвращаться нельзя. Надо бежать. Теперь и Юрченков был согласен. К нему и на новом месте вроде стали приглядываться.
— Но ты учти, Виктор. Если нас схватят, тебя будут судить как дезертира. Куда строже, чем меня.
— Я это учитываю, Григорий... Думаю о другом: допустил я большую глупость, что не вступил в партию большевиков.
— Ну, это не беда. Пробьемся к своим, рекомендацию дам. Вступишь.
— А если не пробьемся?
— Что ж, Витя, ты выдержал испытание на большевика. Дело не в оформлении...
— Однако я хотел бы оформиться.
— Чудак ты. Ведь знаешь же, что комитета нет.
— А что, если без него? — не унимался Чуев. — Я подам заявление, а знающие меня коммунисты напишут: «Считаем большевиком». И подписи поставят, а?
Юрченков уставился на него, по привычке потянулся потрогать усы, забыв, что сбрил их. Взволновал его друг. Над ним смертельная опасность, каждую минуту может погибнуть, но хочет, чтобы те, с кем он идет рядом, считали его коммунистом. Не по уставу такой прием, но разве можно отказать? Обняв его, Григорий тихо сказал:
— Неплохо ты придумал, Витя. Только письменно не нужно, лишняя улика. Произведем опрос.
В тот же день он поговорил с Катей, которая охотно согласилась обойти коммунистов. На другой день доложила:
— Все пять, с кем говорила, за. С вами и со мной будет семь.
— Я знаю еще двух товарищей, кто подал бы за него свой голос, — это Прокашев и Закемовский. Думаю, Катя, мы нс погрешим перед партией, если посчитаем голоса и их, павших в борьбе. И еще думаю, горком не осудит нас за нарушение устава.
Чуев был растроган.
— Спасибо за доверие. Теперь, Гриша, мы с тобой наверняка не погибнем. Хорошее это предзнаменование.
Они достали справки, с которыми можно выехать на пароходе в Пинегу, а там лесами — к своим. Правда, обе справки на одно имя, придется сесть в разных местах, чтобы в пунктах проверки не бросилось в глаза. Вместе с ними решил бежать и Дорогобузов. Полиция стала подбираться к нему. Уже дважды вызывали, спрашивали, кто у него квартировал. Сказал, что фамилий не запомнил, тогда спросили конкретно о Закемовском — и в могиле он не дает им покоя. Андроник, пожав плечами, ответил, что проживал какой-то господин с почты, но как его фамилия, он не помнит.
Положив на табуретку баул, Виктор прикидывал, как уложить в него вещи и продукты, предназначенные в дорогу. Но едва опустил пару белья и банку консервов, услышал стук открывшейся двери. Оглянулся — солдат в смешанной русско-английской форме. В первое мгновение подумал, что это Андрей Звейниэк. Нет, не он.
— Вам кого?
Солдат с улыбкой ответил:
— Тебя, Виктор Петрович.
Это был старый приятель Иван Тяпков. Оба обрадовались и в то же время проявили сдержанность, не обнялись, как хотелось бы. Теперь время такое — вчерашний друг, кто знает, кем стал сегодня.
— Что ж, садись, Ваня, гостем будешь, — пригласил Виктор.
Они перекинулись общими, ничего не значащими словами насчет здоровья и прочего. Настоящий разговор начался не сразу.
— Я тоже мобилизован, — желая на всякий случай застраховаться, сказал Виктор. — Сейчас в отпуску по болезни.