Михаил предложил план побега.
— Ты только спроси санитара, как найти твоего земляка Золотарева...
Иван Рехачев отказался бежать, не под силу ему.
— Чем идти ко дну, я лучше помогу вам, — заявил он.
Максим тоже беспокоился, что малярия подведет его, но иного выхода не было.
Вскоре представился случай для побега. Когда охранник во время работы заключенных вынул грязный носовой платок, Рехачев ему посоветовал: «Вы бы зашли в прачечную, там вмиг его выстирают». Тот не замедлил воспользоваться советом, а арестанты — случаем. Жданов и Волков кинулись в кусты, подбежали к воде, сбросили тюремную одежду, а свою, предусмотрительно одетую под низ, привязали к головам и поплыли. Надо было перебраться на другой остров, что в полуверсте отсюда. До середины Жданов держался, а потом стал выбиваться из сил. Волков пришел на помощь, применяя все свое матросское умение. Кое-как добрались.
Но с этого острова до Архангельска верст пять, их вплавь не возьмешь. Отыскали на берегу лодку, однако были так ослаблены, что грести не было сил. Надо обращаться к жителям. Опасно, но ничего не поделаешь. Подобрались к крайней избе. На стук вышел пожилой хозяин, долго раздумывал над просьбой незнакомцев. Конечно же сообразил, кто они. Потом, махнув рукой, дескать, была не была, посадил на весла своего глухонемого сына. В полночь отплыли. Чем ближе к городу, тем больше волнений. Надо было миновать пристань, где сразу угодишь в лапы ищеек. Знали: теперь уж и погоня с Кегострова снаряжена.
Волков, ориентируясь по огонькам, направлял лодку. В конце концов сумели причалить в глухом месте, от которого недалеко до рынка.
В зарослях кустарника дождались рассвета.
...Когда Грудин заглянул в лавку, Олонцева сказала:
— Гости дома. Еле-еле душа в теле.
— Хорошо. Вечерком зайдет к вам солдат.
Возвращаясь с рынка, Семен увидел на заборах сообщение о бегстве двух комиссаров (не один, оказывается, а двое!), объявленных вне закона, и подумал: «Не испугается ли Олонцев? Ведь за их укрывательство можно дорого поплатиться». Серьезное испытание выпало на долю мясоторговца.
Олонцев не дрогнул. По городу шли розыски беглецов, а они несколько дней жили у него, набираясь сил. Золотарев передал им револьвер, три гранаты и пять банок консервов на дорогу. Учитывая горький опыт Юрченкова и Чуева, Золотарев и Грудин тщательно продумали маршрут. На помощь и тут пришел Олонцев.
— Идите лесом до села Подсосонье, — посоветовал он. — Там мой сын Алексей. Передадите ему мой поклон, он позаботится. Ну, с богом.
Едва отправили их, у Семена новые хлопоты. Из тюрьмы вырвался Иван Кочетов, бывший шенкурский военком. С тремя товарищами. Их тоже надо переправить за линию фронта. Добыл для них револьвер, лески с крючками, карту. Без нее в лесном северном массиве ориентироваться очень трудно.
А вскоре узнал, что на Мудыоге готовится групповой побег. Под руководством Никифора Левачева. Подполье получило от него песню, написанную в тюрьме. В каждой строчке — твердая вера в победу. Семену особенно понравилась концовка: «И справим тризну славную погибшим всем борцам».
Трудное дело задумал Никифор. Пока бежать с Мудьюга удалось лишь Вельможному с двумя товарищами. Многое требуется предусмотреть. Остановились на варианте побега с помощью крестьян, которые плавают на остров косить сено. Много дней убил Семен на подготовку надежных крестьян, не испугавшихся риска. Побег облегчался и тем, что Никифор опирался на поддержку французского солдата из охраны.
И вдруг тревожная весть: французский солдат арестован, у Левачева провал. Думали, солдат его выдал. Оказывается, другое. Кто-то из маймакских друзей сумел переслать ему маленькую записку, извещавшую, что его здесь ждут и встретят как самого родного. Не ожидая внезапного обыска, Никифор положил ее в карман. Обнаруженная при обыске, она-то и стала уликой его связей с городом.
Выяснилось, что и Андрей Гуляев, готовивший побег, раскрыт. Бывшего предгорисполкома бросили в яму-карцер без воды и пищи. Через десять дней его вытащили оттуда еле живого. Так и не поднявшись на ноги, он умер. А Левачева снова привезли в тюрьму. Он сумел передать записку: «Дорогие товарищи! Я еще жив, хотя очень плох. Палачи старались меня уморить, но это им не удалось, я все еще продолжаю жить и всем сердцем стремлюсь к вам, на свободную советскую землю, чтобы вместе с вами бороться с проклятыми пришельцами».
Грудин метался как в клетке, не находя новых возможностей для его побега. Как ни ломали они с Золотаревым головы, способа освобождения не находилось, и от этого было мучительно больно.