— Союзники начинают смываться, — сказал он. — Скоро ты, староста, будешь ответ держать перед Советами.
— Чую, закупщик, да что поделаешь.
— Было б желание, а вину можно загладить...
И объяснил, в каких сведениях нуждаются красные, как надо тормозить заготовки продуктов для белых войск и обслуживание их гужевым транспортом.
Воробьев долго теребил окладистую бороду, прежде чем произнес: «Согласен». Два дня прожил заготовитель у старосты, собирал нужные сведения. При прощании тот попросил охранную грамоту:
— Уедешь, кто мне на слово-то поверит?
Волков не знал, что бы придумать — ни бланков, ни печати у него не было. Вынул из кармана свою фотографию (еще в шляпе и при галстуке снимался), на обороте написал: «Я, нелегальный представитель Советской власти в Архангельске, прошу ту Советскую власть, которая столкнется с тов. Воробьевым, считать его своим работником, ибо при моем возвращении из Архангельска я нашел у него приют и все необходимое. М. Волков. В штаб 6-й армии. Уколову».
Михаил верил в искренность старосты, но, вручая фотографию[20], все же сказал:
— Предупреждаю: задумаешь предавать, разговор будет короткий. Ты под надзором товарищей.
— И не сомневайся, — заверил староста. — Вину свою заглажу.
В Подсосонье Волков и Олонцев вернулись с тремя бычками. Их тут же зарезали. Голову, печенку и две ножки Алексей отнес попу Силантию.
— Чего это ради? — недовольно спросил Михаил.
— Для маскировки. Я его уже давно подкармливаю.
С вечера затолкали в туши листовки. Только позавтракали, пришел поп с просьбой взять его в Архангельск.
— Батюшка, мы вдвоем едем, — начал отговариваться Алексей.
Но тот не отступал, ссылаясь на неотложные дела. Он-де готов рядом с подводой идти. Михаил мысленно поругивал Алексея — удружил, дескать. А тот вдруг произнес:
— Ну что ж, батюшка, в тесноте да не в обиде. Садись...
И еще сена в телегу подбросил.
Всю дорогу Михаил сердился. Немного отошел лишь при въезде в город, когда на контрольном пункте, увидев попа, даже не остановили подводу. Впрочем, контролеры поклонились и Алексею. Знакомы.
Иван Олонцев всплеснул руками, увидев комиссара, которого недавно переправлял из города.
— Неужто другого не могли найти? Опознать тебя ведь могут! Объявления на заборах все еще висят...
— Никто меня не принуждал, Иван Александрович. Сам захотел.
Утром туши вывезли на рынок, заняли места за прилавком. Михаил заметил, что к Алексею подходили разные люди, и торгуясь, что-то говорили ему. Когда один, наклонившись через прилавок, что-то рассказывал Алексею, подскочил высоченный парень и со словами: «Ага, попался!» — ухватил его за руку.
— Об чем он тебе говорил? — спросил Алексея.
— Ножки на холодец просил... Чего ты в него вцепился? Отпусти!
— А, заступник нашелся! — заорал верзила. — Мы и тебя заодно с ним...
— Руки коротки. Говорю тебе — ножки просил. Отпусти парня!
Шпик закричал еще громче. Подошел военный патруль. Старший протянул руку к Алексею:
— Ну-ка, ваш документ...
— Да вы что, в своем уме? — закричал Алексей. — Честного торговца притеснять!
Старший патруля в повышенном тоне повторил свое требование. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы в этот момент не появился поп Силантий. Он накинулся на патрульных:
— Куда вы лезете, кого хватаете? Моего прихода человек. По городу разные супостаты шляются, форменные антихристы, а они нашли кого брать...
Военный патруль стушевался. Священник ведь, он зря не вступится. Старший извинился перед Алексеем и обернулся к шпику:
— Чего шум поднял, людей собрал?
— Подозрительный человек, господин начальник, — кивнул он на того, кого держал за руку.
— Спросил у меня ножки на холодец гражданин, — пояснил Алексей, — а этот и схватил его.
В толпе зароптали.
— Отпустить! — распорядился старший патруля.
Алексей облегченно вздохнул и взялся за топор, рубить мясо. Хоть и вел он себя уверенно, а побаивался. Не за себя, конечно. Сам-то отбился бы. Могли к отцу пойти, листовки обнаружить.
— Батюшка-то все-таки пригодился, а? — подковырнул Алексей Михаила.
— Согласен. Еще пару голов и ножек не жаль отдать.
Вечером «торговцы» побывали в пекарне Хруцкого, интересовались: как «насчет печеного хлеба и кренделей»? Хозяин и его пекарь Семен Грудин подтвердили, что американцы готовятся к эвакуации.
— Это первая ласточка, — сказал Семен. — Листовки делают свое. А сейчас, получив новые, заставим собираться и других.