Сложно идет возвращение к земле, к общине, у метиса Бенито Кастро. Он не нашел счастья ни в армии, ни в чужих поместьях, ни в городах, но зато сумел узнать, что такое мир за пределами его общины, где ему встретились не только враги, но и друзья. Бенито Кастро навсегда запомнит бесстрашного Пахуэло, которого убили за правду. Он услышит о подвигах алькальда Атуспарии, поднявшего на восстание свою общину в 1870 году. Он познакомится с профсоюзными деятелями, узнает о газете, где печатают воззвания в защиту индейцев. Бенито Кастро — не мститель-одиночка. Такие, как он, способны стать вожаками индейского движения в масштабах всей страны, потому что знают, против кого надо бороться.
Роман «В большом чуждом мире» — целая энциклопедия, где в художественном преломлении отражены все стороны, все грани индейской проблемы. Волей автора — то поэта, то этнографа, то публициста — мы постигаем скрытые стороны душевного склада индейцев, мы встречаемся с ними на разных широтах Перу. Мы слушаем их притчи, сказки, легенды. Мы учимся уважать тихое упорство этих людей, покоривших камни и болота Янаньяуи. Видим, как они объезжают лошадей, как молотят и жнут, как веселятся и горюют под звуки арфы, как плетут циновки и ткут пончо. Как истово просят доброго урожая у девы Марии, а заодно и у духов гор, рек и лесов. Нас поражает в них сочетание мудрости и простодушия, осторожности и доверчивости, бесстрашия и робости.
Сегодня куда труднее, чем тридцать лет назад, оценить художественную значимость романа «В большом чуждом мире». Он был написан в сороковые годы, когда латиноамериканская литература еще не владела так, как сейчас, той техникой письма, теми приемами, которые дают возможность «организовать» самый сложный временной и пространственный хаос, завязать или развязать самые трудные узлы человеческой психологии. Да и время еще не увело нас от романа настолько, чтобы можно было залюбоваться его «старинной выделкой», основательностью, добротностью. Недавнее литературное прошлое нередко пасует перед «прошлым, давно прошедшим». Наш слух, воспитанный напряженными ритмами современной прозы, улавливает порой некоторую медлительность рассказа, некоторый перебор назидательной, сентенционной риторики.
Герои романа «В большом чуждом мире» как бы намеренно, умышленно даны локальным цветом, без полутонов… Зло у Сиро Алегрии — почти всегда неоспоримое зло. Добро — почти всегда полюсное добро. Полюс зла — Альваро Аменабар, губитель общины, стереотип перуанского латифундиста и предпринимателя начала XX века. Рядом с ним, независимо от сюжетного развития, — все те, кто стал врагами индейцев. Продажные адвокаты, надсмотрщики, губернатор, полиция, солдаты… У этих людей ничтожны и мелки все чувства. Чахоточная красотка Мельба и влюбленный в нее Руис Бисмарк не вызывают никакого сочувствия. Сиро Алегрия рисует их отношения в пародийно-водевильном плане, без всякого покрова поэзии. Совсем по-другому звучат страницы, посвященные любви Хуана Медрано и Симоны, Аугусто Маки и Маргичи, Дикаря Васкеса и Касьяны. Сопоставляя, сталкивая два мира — угнетенных и угнетателей, Алегрия щедро наделяет первых духовным богатством. Духовная нищета — удел вторых.
При всем обилии попутных сюжетов и действующих лиц, занимающих разное литературное время, центральной фигурой романа, его идейной осью является Росендо Маки, алькальд общины.
У Росендо Маки прекрасная и удивительная судьба тех героев, которые сходят со страниц литературных произведений в жизнь, — кто на многие десятилетия, кто навсегда. Сиро Алегрия не раз спрашивали, знал ли он лично Росендо Маки, спрашивали, с кого именно списан этот образ. А однажды сержант полиции попросил у писателя автограф, заявив, что он внук Росендо Маки.
На самом деле у старого алькальда нет реального прототипа. Его образ, любовно и талантливо выписанный Алегрией, крепко спаян с сюжетным и пейзажным фоном всего романа. Росендо Маки — это совесть, мудрость и достоинство индейской общины, символ ее силы и прочности. Этому алькальду ведомы законы земли и законы его мира, где справедливость наделена властью, где каждый за всех и все за каждого.
Перуанские правители до недавнего прошлого были скупы па памятники легендарным индейцам. Куда охотнее они славили испанских завоевателей и генералов. В Лиме возле дворца правительства красуется на коне бронзовый Франсиско Писарро, а сам дворец по традиции зовется Домом Писарро. Есть в той же Лиме и памятник католической королеве Изабелле. Сиро Алегрия создал прекрасный литературный памятник индейцу Росендо Маки, который почитают не только в Перу, но и за его пределами.