А вот ещё из калужской книги Булатика, как любила его называть Белла:
"Калуга дышала морозцем октябрьским и жаром декретов, подписанных Лениным". А может быть, это был пресловутый тоталитарный декрет "О борьбе с антисемитизмом"? Далеко смотрел Булат Шалвович! А вот его стишок о Франции, в котором, как в зёрнышке, просматривается весь план будущей поэмы Вознесенского "Лонжюмо":
И в этом бою неистовом рождается и встаёт в поступи коммунистов будущее моё.
И в кулаках матросских, в играх твоих детей, и в честных глазах подростка, продающего "Юманите".
Булату к выходу калужской книги (1956 г.) исполнилось 34 года. Человек зрелый, за свои слова отвечающий, он вскоре напишет эпохальные строчки о "комиссарах в пыльных шлемах", до образа которых ни один из его младших друзей по великолепной четвёрке не додумался. Не зря же какой-то его родственник с фамилией "Окуджава" (а может, даже отец?) вместе с Лениным приехал в Россию весной 1917 года в запломбированном вагоне.
Но всё-таки Р. Р. и от Окуджавы на фотографии отодвинулся, как чуял, что Окуджава пойдёт по стопам Евтушенко, предаст идеалы Революции и отречётся от великого ленинского завета о том, что мы должны научить "кухарку управлять государством".
Оно так и вышло: вскоре Роберту Ивановичу пришлось испить чашу разочарования, когда он прочитал стихотворенье Булата в демократической газете "Литературные вести", редактируемой Валентином Оскоцким, ставшим известным после того, как он научился во время митингов 90-х годов на манежке громче всех кричать: "фашизм не пройдет!":
Кухарку приставили как-то к рулю, она ухватилась, паскуда, и толпы забегали по кораблю, надеясь на скорое чудо.
Кухарка, конечно, не знала о том, что с нами в грядущем случится.
Она и читать-то умела с трудом, ей некогда было учиться.
Кухарка схоронена возле Кремля, в отставке кухаркины дети.
Кухаркины внуки снуют у руля: и мы не случайно в ответе.
Прочитал Роберт этот паскудный антинародный стишок и закручинился — вот и Окуджава предал Ленина, скурвился, а ведь писал в калужской книжке:
Всё, что создано нами прекрасного, создано с Лениным, всё, что пройдено было великого, пройдено с ним.
И в стихотворенье "В музее Революции" клялся:
Я по прошлому иду — я его не подведу.
И людей труда из простонародья, комбайнёров, убирающих хлебное поле, уважал:
И когда вы хрустите жаркой хлебною коркою, знайте,
Сашка не дрейфит, он железно стоит у руля...
"Да, — размышлял Роберт Иванович, глядя на огоньковскую фотографию, — надо было отодвинуться от ренегата и руку снять с его плеча. Но сукин сын Коротич настоял на этой композиции. У него, кстати, тоже есть поэма о Ленине — "Том 54" — об очередном томе ленинского собрания сочинений. Но не выдержал, пересмотрел убеждения, пошёл по антиленинской дорожке, как и Олжас Сулейменов... А какая у Олжаса была замечательная поэма "От января до апреля", к столетию со дня рождения Ильича написанная! Как смело эти нацмены подходили к ленинской теме с такой стороны, с которой ни один из нас, московских поэтов, подойти не решался:
Вспомнил эти стихи Роберт Иванович и расстроился: "Нет, не разрешала нам в Москве цензура, ни за что не разрешала такое написать и напечатать! Это только им, нацменам, можно было своё мнение иметь по национальному вопросу. Вроде идеология у нас одна, цензура одна. "По национальности я советский!" — что, плохо, что ли у меня сказано? Но только Олжасу, моему другу, дозволяется утверждать, что в будущем всё человечество станет "евреями". Ну разве не обидно?"
Роберт вздыхал и вспоминал слова близкой ему верной и мудрой женщины: "Не горячись, Роба, ещё неизвестно, как жизнь обернётся. Вспомни, что партия доверила тебе как настоящему "шестидесятнику" в 27 лет руководить крупнейшим идеологическим отрядом — московской писательской организацией, что ты член партии, что с 1957 по 1982 год ты издал 70 стихотворных сборников, что ты лауреат Государственной премии СССР. Ты же настоящий советский человек, сам писал в стихотворении "О национальности":
Это ведь не слабее Маяковского! И "лесенка" у тебя не хуже. Всё взвесь, не бери пример со своих приятелей. Ни Андрей, ни Женька не пропадут. Им всегда Запад поможет, мировая закулиса спасёт — соблюдай от них дистанцию. Ты ведь не стал участвовать в "Метрополе"? И правильно сделал! А Вознесенский не выдержал. Его Оза уговорила... Они — игроки. Вон Евтушенко — всем режимам успел послужить — и Сталина прославил, и антисталиниста Хрущёва превознёс, с Брежневым ладил, все сибирские стройки коммунизма воспел и Горбачёва встретил "на ура", а когда Ельцин Горбачёва спихнул — о Борисе Николаевиче сочинил искренний стишок. Ты в отличие от этих вертопрахов дорожишь семейными ценностями, с одной женой живёшь всю жизнь. Ты однолюб, Роба, как Маяковский, и служишь не разным там генеральным секретарям, а советской власти. Не торопись, Роба, оставайся советским человеком!"