Ольга Сергеевна запомнилась ему с сонмом верных учеников, готовых внимать ее лектюрам. Она читала лекции, закрыв глаза – чтобы не было лишних морщин, говорила им:
«Gentlemen, I expect you to laugh when I am trying to be witty»
и говорила на особом старомодном английском языке, изобилующем галлицизмами:
«You will endeavor to study Shakespearian Othello and Comrade Scheglov will confine himself to non – Othello».
Эти милые воспоминания – виньетки заставили и меня изложить, что запомнилось.
Когда-то я спросил у Георгия Исаевича Богина, кто преподавал у него стилистику. «Что Вы! Стилистика не преподавалась, не было такой науки». Элементы функциональной стилистики изучались в курсе общего языкознания. Витенька Ярцева – будущая член-кор. академии наук – летала из Петербурга, где она тогда работала, в Москву и в клювике приносила то, что сказал вождь по вопросам общего языкознания. Шла известная дискуссия пятидесятых годов. Эпоха не была вегетарианской: «Ледник одобряем, камнепад поддерживаем».
Литературу преподавали еще не посаженный Гуковский, Аркадий Долинин. Это была старая методика преподавания литературы. Преподавание велось по сюжетам, не по текстам – построение текста никого не интересовало – с неустанным вниманием к литературной детали. «А какого цвета был у Чичикова фрак?» Горе вам, если вы не знали ответа – с брусничной искрой. Сын Аркадия Долинина – Котя – Константин Долинин – будущий автор курса «Французская стилистика» – учился тогда с Г.И. на одном курсе. Однажды Жора и Котя пошли на субботник. Словно Ленин со товарищи, несли бревно. Жора комлем задел Котю. «Хули ж ты, б…, Жорка, рыбий глаз, не смотришь…Тра-та-та-та-та-та-та-та». Г.И. очень смеялся и говорил, что вот так начиналась стилистика. Если говорить серьезно, то Г.И. – выученик лучшего тогда в СССР университета – помнил еще дореволюционную профессуру. Вспоминая свои студенческие годы, Г.И. Богин всегда с благодарностью называл своих учителей – академиков АН СССР М.П. Алексеева, В.М. Жирмунского и В.М. Алексеева (книгу о китайской культуре которого «В старом Китае. Дневник путешествия» он неизменно рекомендовал к прочтению), членов-корреспондентов АН ССР В.Н. Ярцеву, П.Н. Беркова, Р.А. Будагова, академика АН Литвы и члена-корреспондента АН Украины Б.А. Ларина (привлекшего его к работе в научном кружке), профессоров С.Д. Балухатого, Г.А. Гуковского, А.С. Долинина, С.Д. Кацнельсона, И.И. Мещанинова, Н.Я. Дьяконову, Н.Н. Амосову (была руководителем первой научной работы Г.И. Богина), А.А. Смирнова, других ученых. Где-то в его рассказах фигурировал и студент-фронтовик Ю.М. Лотман, уже тогда отличавшийся своим особым предначертанием. Позднее Г.И. Богин общался и получал научные консультации у Ю.М. Скребнева, Б.В. Зейгарник, В.В. Давыдова, З.М. Цветковой, Г.П. Щедровицкого и в Московском методологическом кружке, у Ю.В. Рождественского, пионера структурной лингвистики В.А. Звегинцева, слепого новосибирского философа И.С. Ладенко, который, по словам Богина, видел поболе, чем некоторые зрячие. Г.И. навсегда сохранял доброжелательность и любознательность питерского студента первых послевоенных лет, словно воплощал собой суждение известного русского филолога Ф.А. Фортунатова «Студент – это тот, кто studet: старательно заботится, ревностно занимается, учится сам, помогает своему учителю учить себя и своих товарищей, наконец – учит своего учителя».
Г.И. Богин говорил мне, что владеет всеми языками германского строя, кроме, как ни странно, идиша. В доме на идише не говорили. Про своих родителей, прибывших в Петербург из Глембок (современное село Глубокое под Полоцком, которое он навещал, чтобы представить, как там жили его предки), он говорил: «Это были люди, имевшие высшее образование, но не имевшие по сути среднего». Они шагнули в вузы с рабфаков, стали специалистами. В 1938 году были первые выборы в Верховый Совет СССР. Роза Соломоновна уже занималась психиатрической экспертизой. Один мужик в Петербурге на избирательном участке сказал: «В бюллетене один человек. Это не выборы. Фарс какой-то, нет альтернативы. Этой бумагой только жопу подтереть». Роза Соломоновна смотреть поступившего больного не стала, сказала сразу «невменяем». Г.И. очень смеялся и говорил: «Вот так психиатры помогали народу».
Изучение голландского языка происходило так. В конце пятидесятых годов в ВАКе не проходила кандидатская диссертация Богина. Заправлявшая там Ольга Сергеевна Ахманова уже не считала, что «антисемитизм – религия лавочников». Совместно с Лялькой Москальской они бдительно не пропускали диссертаций евреев. Надежда Мандельштам вспоминала, как те же самые рецензенты зарубали и ее диссертацию, называя ее женой проходимца. В Уфе, где он тогда жил, в противовес всем трудностям, с неприсуждением степени Г.И. решил заниматься голландским языком. Пришел в книжный. Попросил книгу на голландском. Это оказалось «Золото» Полевого. «Купил я, значится, „Золото“ Полового, и изучил голландский язык». И язык пригодился. В эпоху перестройки с появлением интернета стали присылать приглашения на международные конгрессы. Г.И. поехал в Гуссерлевский Грац, в Польшу, в США увидеть одноэтажную Америку, в Германию на встречу с Сикстинской мадонной. Однажды почта принесла приглашение-заявку на конгресс в Амстердам. В старой Голландии тоже есть национальный спорт «срезать». Этим спортом славятся не только алтайские земляки Шукшина. В ответ на письмо и тезисы по-английски голландцы попросили: «Напишите нам то же самое, но по-голландски». Я – свидетель тому, что в последние годы жизни он на хорошем голландском писал в Амстердам, все хотел постоять на канале – на том, о котором он мальчишкой читал в повести «Серебряные коньки» Мери Мейп Дожд. Голландцы думали, что поставят его в неловкое положение. Но каково же было их удивление, когда они получили ответ на прекрасном голландском языке. «Я представляю вашу страну, с тех пор, как прочитал „Серебряные коньки“ Мери Мейп Джордж. Там дети стояли на канале. Эх, постоять бы на вашем амстердамском канале, тем более что и конференция ваша проходит зимою». Диалектика ответа имела успех – автор был приглашен.