Поздно вечером 15 июня судовая комиссия «Потемкина» обсудила вопрос о боевой готовности броненосца. [71]
Учитывая возможность торпедных атак, некоторые члены комиссии предлагали поставить сетевые заграждения. Но другие полностью полагались на противоминную артиллерию «Потемкина». В конце концов заграждений решили не ставить, учитывая, что они значительно стеснят маневрирование, а ночью с помощью прожектора и дозорной миноноски можно обнаружить противника на подходе и открыть заградительный огонь. От торпедных атак «Потемкин» прикрылся корпусами торговых судов{188}. Затем комиссия обсудила вопрос о продовольственном снабжении и постановила утром послать миноноску к городским бойням за мясом.
Последним обсуждался вопрос о судьбе арестованных офицеров броненосца. Им предложили перейти на сторону восставших. Инженеры-механики поручик А. М. Коваленко, подпоручик П. В. Калюжный (Калюжнов) и младший судовой врач А. С. Галенко изъявили согласие. Остальных офицеров комиссия постановила отправить на берег. Но этому помешали события, разыгравшиеся в Одесском порту тем же вечером{*18}.
А произошло следующее. До 16 часов вся территория порта полностью находилась во власти рабочих. Они поддерживали порядок и пресекали все попытки полицейских агентов организовать разгром портовых складов. Но в 16 часов с «Потемкина» вернулись представители Соединенной комиссии, которые объявили рабочим, что матросы решили отложить высадку десанта и поэтому можно разойтись и ждать сигнала революционных организаций к восстанию. Рабочие стали покидать порт.
А тем временем городские власти начали стягивать в Одессу войска и около 16 часов город объявили на военном положении. По их приказу агенты полиции начали усиленно распространять слух, что в порту бедным раздают «несметные сокровища». Туда хлынули толпы народа. Генерал-губернатор Одессы К. А. Карангозов еще утром заявил: «Пусть их набираются в порт, мы их оттуда не выпустим, а перестреляем»{189}.
К 17 часам солдаты перекрыли проходы в порт, [72] где в 18 часов начались грабежи и пожары. По свидетельству очевидцев, «грабежи были делом городских отбросов, босяков, профессиональных воришек и «чистой публики». Рабочие пускали в ход оружие, умоляли, просили, но ничто не помогало»{190}.
Полицейские агенты организовали разграбление винных складов с целью споить толпу и направить ее на погром. Однако призывы к погрому успеха не имели. Газета «Пролетарий» сообщала: «Настроение толпы было зверское, озлобленное, но вся злоба была направлена против полиции. Во время грабежа один из босяков произнес речь приблизительно такого содержания: правительство прислало нам водку для того, чтобы мы напились и пошли разбивать жидов, но этому не бывать; от водки мы, конечно, не откажемся, но бить будем только полицейских чиновников, а не евреев, потому что они - наши товарищи, наши братья и т. д. В толпе раздавались крики «ура!», «долой полицию!» и т. п.»{191}. Это свидетельствует о том, что приход «Потемкина» и митинги в порту не прошли бесследно даже для люмпен-пролетарских слоев - революционные настроения начали проникать и в среду деклассированных элементов, которые всегда были орудием реакции.
Направляемая агентами полиции толпа разгромила и подожгла товарные склады. При этом агенты обливали здания заранее приготовленным горючим составом, последовательно переходя от одного пакгауза к другому. В грабежах и поджогах принимали участие солдаты и казаки {192}.
Около 22 часов пожар охватил всю гавань, перекинулся на рабочие кварталы Пересыпи. К 24 часам из порта, спасаясь от огня, в город двинулись толпы народа. Но все выходы были оцеплены войсками. Солдаты стреляли сверху в людей, которые метались в огне и дыму. Только отдельным группам удалось прорваться наверх. Обезумевшие люди бросались на солдат с камнями и кусками железа, дрались врукопашную. В них стреляли в упор, добивая раненых прикладами. Штаб-офицер для особых поручений подполковник Сигалев докладывал генерал-губернатору, что в ту ночь войсками «всего израсходовано 1510 патронов, кроме того, поломано несколько прикладов…»{193}.
Сухие строки официальных документов дополняет рассказ очевидца событий брата писателя В. Г. Короленко [73] И. Г. Короленко: «По знаменитой парадной мраморной лестнице возвращались главн[ым] образ[ом] любопытные, наблюдавшие картину пожара и происходящие в порту события. Тут были, говорят, студенты, барышни и вообще интеллиг[ентная] молодежь. Кому удалось выбраться наверх к бульвару, должен был еще пройти через Екатерининскую площадь. Живущие поблизости ее утверждают, что никому не удалось пройти живому эту площадь, причем студентов и барышень избивали не только пулями, но и всякими другими зверскими способами»{194}.
Газета «Пролетарий» сообщала, что «кареты «скорой помощи» работали под выстрелами, но им удалось спасти лишь ничтожную часть раненых». Только по официальным данным администрации порта, погибло около 1260 человек. Эту страшную ночь из-за обилия пролитой крови одесситы прозвали «красной»{195}.
Однако не все солдаты участвовали в расстреле. Например, по сведениям Одесской группы РСДРП, «в одном полку две роты совсем отказались выходить… В порту из 16 рот стреляли лишь две, из которых одна рота стреляла вверх. В ней нашлось лишь девять защитников царя. Другие солдаты прямо повыбрасывали патроны…»{196}. «По моему соображению, - писал очевидец Левенок, - если бы все стреляли в народ, то, пожалуй, не осталось бы ни одного живого человека из тех, которые бежали по набережной»{197}.
Сгорели все портовые здания и несколько пароходов. Убытки от пожара составили около 50 млн. руб.{198}
Катера с солдатами отрезали выход из порта, но группе рабочих удалось пробраться к броненосцу и сообщить о расстреле. А. П. Березовский и А. Н. Матюшенко отправились в порт на разведку. Вернувшись, они рассказали, что солдат морского батальона заявил им о готовности его части перейти на сторону восставших и увлечь солдат других частей. Еще за несколько часов до этого к «Потемкину» подходила шлюпка с делегатами Измайловского и Дунайского полков с таким же заявлением. Матросы потребовали от судовой комиссии отдать приказ немедленно открыть огонь по войскам и полиции, но комиссия отказалась. Причины этого отказа до сих пор не выяснены, но существует целый ряд версий. По одной из них командир Д. П. Алексеев «отказался выполнить решение команды, ссылаясь на отсутствие электрических приборов [74] для ночной пристрелки»{*19}. Однако, согласно показаниям самого Д. П. Алексеева и воспоминаниям К. И. Фельдмана, командир убедил матросов, что слышны не выстрелы, а треск горящих построек. По сообщению листовки Бунда, комиссия мотивировала отказ от обстрела невозможностью видеть цель сквозь закрывшие порт клубы дыма{199}. По всей вероятности, именно невозможностью стрельбы по невидимой цели и объясняется отказ комиссии от обстрела. Тем не менее благоприятные условия для десанта, даже без артиллерийской поддержки, существовали, но потемкинцы упустили момент для захвата города. Они ограничились следующим воззванием к войскам гарнизона и населению Одессы:
«От команды броненосца «Князь Потемкин-Таврический».
Просим немедленно всех казаков и армию положить оружие и соединиться всем Под одну крышу на борьбу за свободу; пришел последний час нашего страдания, - долой самодержавие!
У нас уже свобода, мы уже действуем самостоятельно, без начальства. Начальство истреблено. Если будет сопротивление против нас, просим мирных жителей выбраться из города. По сопротивлению город будет разрушен»{200}.
Расстрел в порту был организованной провокацией царских властей. После него рабочее движение в Одессе поднялось на новую ступень. Источники не отмечают сколько-нибудь крупных вооруженных выступлений. Однако рабочие рвались в бой, требовали оружия и бомб. Даже социал-демократы из рабочих просили принять их в эсеровские боевые дружины, несмотря на несогласие с общей программой эсеров. Они рассчитывали получить оружие хотя бы таким путем. Всеобщая забастовка продолжалась. Массы ждали обещанного сигнала социал-демократических организаций. Многие революционно настроенные рабочие пытались действовать самостоятельно: 16 июня, на следующий день после расстрела в порту, войска дважды открывали огонь по толпе рабочих, стремившихся прорваться в порт и установить контакт с восставшими матросами{201}. [75]