В морском министерстве узнали о «Потемкине» 15 июня в 13 часов. Управляющий министерством адмирал Ф. К. Авелан немедленно вышел с докладом к Николаю II. На докладе царь наложил следующую резолюцию: «Где находится главный командир? Уверен, что ему удастся справиться с бунтом и жестоко наказать возмутившуюся команду». При этом он подчеркнул слова «уверен» и «жестоко наказать». Вечером Николай II направил телеграмму командующему Одесским военным округом с требованием «принять немедленно самые жестокие и решительные меры к подавлению восстания как на «Потемкине», так и среди населения порта». В свой дневник царь записал: «Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца «Князь Потемкин-Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе! Просто не верится!» Испытывая ненависть к восставшим, Николай Кровавый начал лично разрабатывать проекты примерной казни «бунтовщиков» на Воронцовском молу в Одессе перед всем Черноморским флотом и Одесским гарнизоном {231}.
Управляющий морским министерством направил срочную телеграмму старшему флагману Черноморской флотской дивизии вице-адмиралу А. X. Кригеру: «Следуйте немедленно со всей эскадрой и минными судами в Одессу. Предложите команде «Потемкина» покориться, если получите отказ, то немедленно потопите [88] броненосец двумя минами с миноносцев, которые приготовить раньше, дабы не дать возможности «Потемкину» успеть открыть огонь по городу и судам. Спасающуюся команду «Потемкина», если будет сопротивляться, расстреливать, а остальных сдавать командующему войсками для заключения под стражу» {232}.
Утром 16 июня командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г. П. Чухнин, находившийся в Петербурге, был вызван к царю для личной беседы. Содержание ее неизвестно. Вероятно, царь настаивал на скорейшем подавлении восстания и требовал не останавливаться даже перед потоплением «Потемкина» {233}.
В тот же день Севастополь, Николаев и Эриванская губерния были объявлены на военном положении {234}. В Севастополе вице-адмирал А. X. Кригер, получив вышеприведенную телеграмму Ф. К. Авелана, стал готовить против «Потемкина» вторую эскадру. 17 июня около 19 часов из Севастополя вышли эскадренные броненосцы «Ростислав» под флагом А. X. Кригера, «Синоп» и контрминоносцы «Строгий» и «Свирепый» {235}.
Тем временем одесские власти слали в Петербург одну телеграмму за другой с тревожными сообщениями: «Потемкин» пустил снаряды», «Шлюпки подвозят толпе оружие», «Вызваны еще три полка артиллерии» {236}.
Морской министр Ф. К. Авелан и начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал М. А. Данилевский сообщили в Одессу о выходе двух эскадр и просили приготовить войска для ареста потемкинцев на берегу, так как флот имеет полномочия потопить мятежников {237}.
В Севастополе остались лишь броненосцы «Чесма» и «Екатерина II». На последнем, как уже упоминалось, еще 14 июня, во время вечерней молитвы, произошло стихийное возмущение команды. Матросы потребовали улучшить бытовые условия. Командир капитан первого ранга А. К. Дриженко бежал от разгневанных матросов, и офицерам едва удалось их успокоить. На следующий день контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий приказал «Екатерине II» приготовиться к походу. Командир броненосца, не рискуя выходить с таким экипажем против «Потемкина», распорядился срочно разобрать машину. Адмиралу он ответил, что машина [89] неисправна и, кроме того, не хватает угля {238}. Таким образом, «Екатерина II» осталась в Севастополе вместе с «Чесмой», команда которой также считалась политически неблагонадежной. Исключение из операции «Екатерины II» - самого революционного броненосца с наиболее крепкой и многочисленной социал-демократической организацией, - несомненно, оказало большое влияние на исход восстания «Потемкина». Общая обстановка на флоте была настолько накалена, что социал-демократам «Екатерины II» не удалось удержать команду от преждевременной вспышки. Этим была значительно снижена возможность выполнения планов «Централки» о восстании всего Черноморского флота.
Отряд Вишневецкого в 17 часов 20 минут подошел к Тендре, и контр-адмирал вызвал командиров кораблей на совещание. Он заявил им, что рассчитывает обойтись без боя и взять мятежников измором, поскольку одесские власти получили приказ не допускать снабжения «Потемкина». Затем Вишневецкий добавил, что миноносцы должны приготовиться к торпедной атаке и, если представится возможность, атаковать «Потемкин». В заключение он раздал командирам копии своего приказа, в котором сообщалось о потемкинском «бунте» и объявлялась задача похода. Около 19 часов этот приказ зачитали командам всех кораблей{239}.
Матросы эскадры узнали о «Потемкине» раньше. Например, команда «Георгия Победоносца» ночью во время похода оживленно обсуждала события. Моряки неоднократно обращались к своим начальникам с вопросом: «Правда ли, что мы идем усмирять взбунтовавшуюся команду «Потемкина», который стоит теперь в Одессе?» {240} Машинный квартирмейстер П. Гуляев еще до приказа Вишневецкого открыто заявил офицерам об отказе команды стрелять в «Потемкин»{241}. После прочтения адмиральского приказа и обращения командира «Георгия Победоносца» И. Е. Гузевича к команде с призывом «исполнить свой долг» только 50-60 человек, по наблюдению поручика Фармаковского, ответили «постараемся», остальные молчали. О том же свидетельствует в своих воспоминаниях матрос Н. Ф. Безбах {242}. Революционно настроенные моряки убеждали комендоров не стрелять в «Потемкин»{243}. В результате те заявили, что не [90] будут наводить орудия на восставшие корабли. Боцман «Георгия Победоносца» А. А. Воронов предупредил команду «Двенадцати Апостолов», что если она будет стрелять в «Потемкин», то по их броненосцу откроет огонь вся эскадра{244}. И. Е. Гузевич, видя настроение команды, уверял ее, что боя с «Потемкиным» не будет {245}.
Во время стоянки на Тендре революционно настроенные моряки броненосца «Двенадцать Апостолов» вместе со старшим инженером-механиком Герасимовым собрались на сходку в машинном отделении. Герасимов сообщил им о намерении командира корабля М. Н. Коландса таранить и взорвать «Потемкин». Моряки решили сорвать замысел командира. К ним присоединился мичман Гофман. Он сказал, что поставит у штурвала матроса Филеева, который не даст «Двенадцати Апостолам» таранить «Потемкин» {246}.
На минном крейсере «Казарский» к моменту встречи с «Потемкиным» траверзный аппарат был заряжен боевой торпедой{247}. Но командир крейсера капитан второго ранга В. К. Ревелиоти даже не пытался атаковать броненосец.
Возможно, и на других кораблях матросы с сочувствием встретили известие о «Потемкине», и именно поэтому, несмотря на приказ срочно подавить восстание, царский адмирал не решился на открытый бой с восставшим броненосцем.
Аналогично были настроены команды кораблей эскадры А. X. Кригера. Однако в отличие от первой эскадры большинство матросов до объявления приказа старшего флагмана не сразу поверили в возможность восстания на «Потемкине». Причина заключалась, вероятно, в следующем. Как известно, еще перед выходом «Потемкина» на Тендру со всех кораблей списали на берег неблагонадежных матросов. Возможно, перед походом на кораблях эскадры Кригера провели дополнительную чистку, как и на кораблях Вишневецкого. В результате их революционные организации оказались чрезвычайно ослаблены. Например, на флагманском броненосце «Ростислав» осталось только десять социал-демократов. В невероятно трудных условиях они вели среди новобранцев открытую агитацию за присоединение к «Потемкину», им удалось убедить молодых матросов в достоверности известий о восстании. Новобранцы отказались действовать [91] против «Потемкина». На миноносце «Свирепый» революционно настроенные моряки по инициативе члена «Централки» большевика Ф. Г. Мартыненко испортили торпеды {248}.