Все четыре Марии принялись горячо уверять, что они только и желают того, чтобы иметь возможность на деле доказать свою преданность.
– Хорошо же, – продолжала вдовствующая королева. – Так слушайте! Я заявила регенту, что здоровье королевы требует перемены климата. Регент не воспротивился открыто тому, чтобы в случае необходимости двор королевы переехал во Францию, но он медлит с этим и будет медлить, сколько ему окажется возможным. Я имею основание предполагать, что он хочет просто выждать время, когда победы англичан сделают невозможным бегство королевы. Вполне в его интересах держать нас как можно долее в этом погребе, где королева не осмеливается противоречить ему и указать ему границы. Я снова повторила свое представление, но тем временем вступила в непосредственные переговоры с французами. Сюда во дворец тайно прибыл доверенный моего брата, герцога Гиза, и если от регента последует уклончивый ответ, то в мои планы входит устроить бегство дочери помимо его разрешения. Появление здесь этого пажа весьма подозрительно. Совершенно ясно, что он должен просто наблюдать за всем происходящим; регент не хочет возбудить нашу подозрительность, так как иначе он послал бы кого-нибудь позначительнее. Но все поведение этого пажа ясно доказывает, что он опирается на поддержку. Очень может быть, что на том берегу озера сосредоточены графские войска, которые немедленно примчатся сюда по его вызову. Вот почему нам приходится торопиться с приведением нашего плана в исполнение, ранее того, как шпион заподозрит, что у нас что-то затевается. Мария, скажи мне, доверяешь ли ты своей матери и готова ли ты сегодня же ночью бежать отсюда со мной?
Девочка схватила руку матери и поцеловала ее. Фрейлины разразились криками радости; уже от мысли переменить скучную жизнь в Инч-Магоме на блестящий праздник парижского двора их глаза засверкали радостью, и они заявили, что готовы на все.
Вдовствующая королева засмеялась довольным смехом, хотя, правду сказать, и не ожидала ничего другого. Она открыла дверь, и появился элегантный мужчина в французской одежде. В сопровождении духовника он подошел к королеве и склонил колени перед Марией Стюарт.
– Это – граф Монтгомери, посланник дофина Франции, – сказала дочери Мария Лотарингская. – Он приносит тебе уверения в преданности своего повелителя.
Мария Стюарт протянула графу свою крошечную ручку. Тот поднес ее к своим губам, а затем встал и поклонился всем прочим дамам.
– Как вы думаете, граф, – начала вдовствующая королева, – могли бы мы уже сегодня решиться на побег?
– Ваше величество! Мой двоюродный брат, Андре Монталамбер, барон д’Эссе, находится с многочисленным флотом и десантом в заливе Форт. Стоит только королеве вступить на французский корабль, как она станет французской принцессой крови, и миллионы людей будут готовы встать на ее защиту. Но бегство до моря мало еще подготовлено, так что я не могу ни за что поручиться.
– Но ведь вы слыхали, граф, что регент навязал нам наблюдателя, и можно ожидать, что он примет меры, которые сделают бегство невозможным, если только мы разбудим его подозрения. Сегодня бегство еще может быть осуществимо, а через несколько дней оно может стать невозможным!
– Ваше величество! Я готов рискнуть на все, но не могу ни за что поручиться – вот каков был смысл моих слов. Если бы я смел дать вам совет, то рекомендовал бы вам под каким-нибудь предлогом арестовать шпиона, пока я съезжу в Дэмбертон и приведу с собой надежных людей!
– Ну, а если тем временем от регента прибудет новый гонец? Если этот паж заподозрит что-либо?
– Ваше величество! – вставил свое слово кастелян. – Да он уже, очевидно, заподозрил что-то. Он потребовал, чтобы я отвел ему комнату во флигеле, куда мы поместили его сиятельство, графа Монтгомери. Если бы я смел дать вам совет…
– Ну? – спросила вдовствующая королева, когда кастелян запнулся.
– Ваше величество! Ведь дело идет о счастье королевы, а в сравнении с этим жизнь какого-то англичанина представляется слишком незначительной. Позвольте мне арестовать его; тогда я буду в состоянии поручиться, что он не предаст нас никогда!