Сварила старуха старику чай, а на следующий раз устроила так, что ленивый старик нашел за кибиткой большой кусок баранины.
— Вот видишь? Поезжай теперь на охоту — может, что-нибудь и убьешь, — сказала старуха.
Поехал старик в степь, взял с собой собаку. Увидел он в степи зайца. Привязал собаку к лошади, чтобы не убежала, и погнался за зайцем. Зайца не догнал и коня с собакой потерял. Вдруг видит — в траве золотое кольцо блестит.
— Старик, не находил ли ты тут золотое кольцо? — спросили его два прохожих.
Старик сказал:
— Кольцо я не находил, но я колдун и скажу, где оно. Принесите мне свиную голову.
Сходили домой прохожие, принесли старику свиную голову. Съел он ее и сказал:
— А кольцо-то ваше — в траве.
Нашли прохожие в траве кольцо.
В другой раз старик поехал охотиться и встретил знакомых прохожих: они гнали в степь двух лошадей.
В это самое время у хана пропали две кобылы. Калмыки хотели посмеяться над стариком и сказали хану:
— Есть один старик, он за свиную голову укажет, где лошади.
Хан позвал старика, дал ему свиную голову. Старик съел и лег спать. А утром указал хану воров.
Нашел хан кобыл и подарил старику стадо овец. Так разбогател ленивый старик».
Пришла весна. Степь зацвела яркими цветами. Я снова пас баранов у богатея. А по соседству в степи взрослые пастухи-табунщики пасли косяки лошадей. Коннозаводчики в Сальских степях были богатые, они владели огромными табунами. Табунщики скучали. Они начинали развлекаться. Созывали нас, малышей, и предлагали:
— Покататься хочешь?
Еще бы не хотеть! Покататься на лошади было и моей заветной мечтой.
И вот табунщик закидывал на шею полудикого животного аркан. Меня сажали на спину полузадушенной лошади. Конечно, ни о седле, ни об уздечке не могло быть и речи. Обезумевшая лошадь не чуя под собою ног неслась в степь.
Почуя на себе седока, она начинала бесноваться, кидаться в стороны. Наконец внезапно останавливалась, и я кубарем летел через ее голову на землю.
Очнешься, бывало, а кругом уже стоят довольные табунщики и хохочут:
— Ну что, наездился?
— Лихой скакун!
— Печенки-то она тебе не отшибла?
Поднимешься, еле живой стоишь, но виду не подаешь.
— Ни капельки не больно! — отвечаю зубоскалам. — Хорошо проехался. Вот отдохну да еще раз покатаюсь.
После такой своеобразной «учебы» я вскоре стал отличным наездником. Правда, стоило мне это недешево: у меня перебиты обе ключицы.
Один раз пастухи рассорились: не поделили степь. Всем казалось, что одна лужайка зеленее и сочнее других, и каждый хотел на этой лужайке пасти свой скот.
Началась перебранка, а потом драка.
В драке больше всего досталось мне, как самому заядлому драчуну. Я, правда, победил, но, к своему ужасу, заметил, что моя рубашонка и штаны изорваны в мелкие клочья. Что делать? Прийти домой в таком виде никак нельзя. Что скажут соседи? А мать? Ясно, что будет порка, и жестокая порка! Я решил дождаться темноты. Сильно хотелось есть, но все же терпеливо ждал вечера. Погнал домой скот голышом, трясясь от холода. Темень такая, что хоть глаз выколи. С трудом нашел двор хозяина. Загнал стадо и поплелся домой.
Вот и кибитка. Огонь горит — значит, дома не спят, меня ждут. Стараюсь бесшумно открыть дверь — какое там! Дверь заскрипела.
— Ока, это ты? — спросила мать.
Я замер.
— Да ты что, дрянной мальчишка, язык в степи потерял?
Я прижался к стене.
— Ока, где ты?
Мать вышла и дотронулась до меня своей жесткой рукой. Она сразу поняла, что я голый. Ну и досталось же мне! Я еле вырвался и побежал в степь, спотыкаясь о кочки.
Мать бежала за мной, крича:
— Ока, погоди же! Ока!
Меня словно нес ветер.
— Ока! Ока, ну полно, остановись!
Я устал и замедлил бег.
— Ока, сынок, ну полно, деточка, иди ко мне, не бойся, не буду бить.
Наконец она меня догнала:
— Ну разве ты не знаешь, что мне не на что купить тебе новую рубашку! У тебя она одна...
Мать вдруг заплакала. Заревел и я. Она обняла меня и стала уговаривать вернуться домой. Я согласился с условием, чтобы мать шла впереди. А то вдруг она снова надумает меня бить и налетит на меня сзади? Я был недоверчив, потому что везде видел лишь хитрость и обман.
Мать пошла впереди. Она меня не тронула. Ведь она любила меня!
Когда мне исполнилось десять лет, я стал настоящим пастухом. Пас я уже не только баранов и овец, но и коров и волов. Под моим началом находилось большое стадо. Получал я уже целый рубль в месяц. Чувствовал себя совсем взрослым. И как взрослый, который помогает семье, я каждый месяц отдавал весь свой заработок матери. Меня стали считать в семье кормильцем и относились ко мне с большим уважением. Все лето я пас скот. А поздней осенью в хмурый, пасмурный день мать сказала мне, чтобы я собирался в дорогу. Едет на ярмарку наш сосед, богатый и изворотливый калмык. Он берет меня с собой.