Перед рассветом, зная, что враг бросит сюда новые большие силы, конники ушли. Ведь им предстояло еще много дел в тылу врага. И дольше оставаться здесь было неразумно.
Через час молодые бойцы, получившие наконец боевое крещение, чистили в лесу своих коней. Бойцы были взволнованы, возбуждены. Я понимал их: когда-то и я в молодости так же чувствовал себя после первой лихой атаки. Они шепотом обменивались впечатлениями.
— Спать, спать! — говорил я бойцам. — Ночью нам опять предстоят дела.
Мы разобрали документы, захваченные в штабе. Они раскрыли нам всю группировку немцев и замыслы их в этом районе фронта.
Вскоре в лесу все угомонилось. Сквозь густую листву пробивались солнечные лучи, зайчики бегали по лицам спавших...
Где-то высоко над нами прерывисто гудел самолет. Это разыскивали нас спохватившиеся фашисты. Относительно того, что им нас не найти, я был совершенно спокоен.
Последний эшелон кавалеристов ворвался в город...
Противник принялся бомбить все леса вокруг города. Он знал, что конная группа, начисто уничтожившая гитлеровский гарнизон, скрывается где-нибудь поблизости, в лесах. Ведь больше ей быть негде! Но в болотистый лес с танками и машинами не полезешь: завязнешь по уши.
Поэтому на лес посыпались фугасные бомбы. Бомбы со свистом и визгом сыпались вначале поодаль, потом все ближе, ближе, как раз туда, где отдыхала после боевой ночи часть командира Сидельникова. Разрывались далеко не все «фугаски», как называли их красноармейцы. Многие бомбы глубоко уходили в болотистую почву, и болото засасывало их раньше, чем они успевали взорваться. Бомбежка длилась три часа подряд, и кто-то подсчитал, что в расположении части упало не меньше ста бомб. Но конники были так хорошо рассредоточены и укрыты, что, когда бомбежка окончилась, оказалось: ранило всего двух бойцов и трех коней. Кони дрожали и храпели. Но бойцы вышли из лесу в поле, достали ячменя, овса, принялись кормить своих боевых друзей, и те скоро успокоились.
Снова все заснули, и лес притих.
Заснул и я. К вечеру меня разбудили. Это вернулись разведчики. Они сообщили: немцы убеждены, что разбомбили и уничтожили всю нашу конную группу.
«Что ж, тем лучше! — подумал я. — Пусть думают, что с нами покончили, что мы не существуем. А мы как раз тут и вынырнем!»
Едва стемнело, бойцы уже были готовы к походу. Они выступили, разделившись на небольшие подразделения. У кавалеристов есть старое, буденовское правило: двигаться врозь, драться вместе. Расчлененной коннице, мелким подразделениям фашистская авиация большого вреда нанести не могла: ведь они малоуязвимы с воздуха. Зато, когда они сожмутся в кулак и ударят все вместе, враг чувствует грозную силу конницы!
Нам предстояло перейти шоссе, по которому непрерывно курсировали танки и моторизованная пехота противника. Мы решили ночью уничтожить часть танков. После этого большая часть конной группы Бацкалевича прорвется через шоссе на север, уйдет в тыл к противнику, в глубокий рейд... Другая, меньшая, часть группы останется действовать здесь по эту сторону шоссе.
Останутся здесь и все подразделения, обслуживающие тыл, — хозяйственники, обозные, писаря, медицинские сестры, повара... Ведь в тылу у врага конная группа должна быть стремительной, подвижной. Как «тыловики» были огорчены и недовольны! Как им хотелось идти в опасный рейд вместе со своей частью! Они убеждали, что владеют и штыком, и шашкой, и винтовкой и могут драться не хуже остальных. Они рвались в бой.
Я утешил их:
— Будет время, когда и вам придется драться, и, поверьте, тогда принесете во сто раз больше пользы, чем сейчас.
«Тыловики» повеселели.
К вечеру Бацкалевич, опытный и хладнокровный конник, получив последние указания, стал готовиться к прорыву. Я от души пожелал отважным конникам удачи.
Ночью мы неслышно, лесом, подошли к шоссе. Там двигалась колонна танков и автомашин. Прорыв был неожиданный для гитлеровцев, стремительный, как налетевший во тьме вихрь. Оставшиеся в живых шоферы бежали, бросая на шоссе машины. Теперь шоссе было запружено до отказа. Что делать? Надо сдвинуть машины, отвести их в сторону, открыть проходы. Нашелся военный врач, пожилой человек в очках, умевший, оказывается, управлять автомобилем. Он сел за руль, отвел машину, вернулся к следующей — и так освободил широкий проход. Я благодарил его, думая: вот как хорошо, когда человек владеет не только своей основной специальностью, но и еще одной, дополнительной!