Однажды в жаркий летний день я поил быков. Большим ведром я доставал из колодца воду и выливал в корыто. Быки пили долго, с жадностью.
Я все опускал и опускал ведро в колодец, а они всё пили и пили. Казалось, они могут выпить ведер сто. Наконец все напились. Надо было возвращаться обратно. Тут я надумал вскочить на лошадь лихим степным приемом. С разбегу я вспрыгнул чуть не на шею лошади. В правой руке я держал ведро. Ведро больно ударило лошадь по шее, она испугалась и осадила назад. Поскользнувшись в грязи, лошадь свалилась в колодец. Я успел соскочить, пытался за гриву вытащить лошадь, но и сам полетел в яму. С большим трудом, едва не захлебнувшись, я взобрался на голову перепуганной лошади. Она храпела и била копытами. Выбраться из колодца было невозможно. Помощи ждать было также неоткуда.
Наступила ночь, а мы все барахтались в колодце. Я слышал, как быки жевали свою бесконечную жвачку.
Ночь казалась длинной-предлинной. Лошадь моя совсем притихла. Ноги у меня онемели. Мне стало казаться, что нас никогда не отыщут и мы погибнем с голоду. Будто тысяча часов прошло, пока стало светать.
Запели птицы. Зажужжали мухи — наверное, уже облепили быков со всех сторон. А помощь все не приходила. Вдруг я услышал шум и разговор.
— Помогите! — закричал я.
Никто не отозвался.
— Помогите! — кричал я изо всей силы.
— На, держи веревку, подлец! — услышал я над собой голос, и конец веревки больно ударил меня по голове.
Я увидел хозяина.
— Не мальчишка ты, а сатана! Как это тебя угораздило вместе с лошадью в колодец слететь?
Грубая ругань показалась мне в ту минуту сладчайшей музыкой. Обеими руками я ухватился за веревку и почувствовал, что поднимаюсь кверху. Через минуту я был на твердой земле. Хозяин больно хлестнул меня нагайкой и сказал:
— Если лошадь покалечил, ни одного зерна не получишь.
Лошадь вытащили. К счастью, она оказалась невредимой.
...Пришла осень, и тут выяснилось, сколько я заработал: всего девять пудов пшеницы.
Мать начала плакать:
— Мы не переживем голодную и холодную зиму!
Мне до слез стало жаль мать.
Я пошел к богатому баю-калмыку и нанялся к нему в работники на зиму. Кормил богач плохо, все больше калмыцким чаем. Днем чай с сухой лепешкой и перед сном чай — вот и вся еда. От голода даже, бывало, не заснешь: ворочаешься, ворочаешься, есть хочется. У нового хозяина я служил кучером. Кроме того, в свободное время должен был помогать хозяйке убираться в доме.
Однажды хозяина вызвали в город на военную переподготовку, и остался я с хозяйкой один. Хозяйка была страшно жадная и трусливая. Верила в домовых и чертей. А тут еще стали поговаривать о шайке воров, грабившей богачей в округе.
Хозяйка продолжала меня кормить лишь калмыцким чаем с сухими лепешками, я прямо отощал от голода. Утром встанешь с постели, голова кружится. Я уж собрался уйти к родным, да вдруг надумал: «А что, если я попугаю трусливую хозяйку?» Сказано — сделано. На следующую же ночь набрался храбрости и что было силы ударил кулаком по стене.
Хозяйка завизжала от страха, вбежала ко мне в комнату:
— Ока, Ока, что же ты спишь? Воры!
— А я не собираюсь помирать из-за вашего добра, — сказал я зевая. — Я уж лучше уйду...
Я встал с диванчика и стал надевать свой ватный халат.
Хозяйка, вся в слезах, стала уговаривать меня остаться.
— Может, ты хочешь что-нибудь вкусненького, Ока? — рыдала она. — Подожди, я сбегаю принесу тебе сметаны.
Она кинулась в кладовую, где под десятью замками хранились припасы, и притащила целый бурдюк со сметаной. Я съел всю сметану, а на следующий день заявил хозяйке, что мне у нее очень опасно жить, так как грабители могут и меня убить с ней заодно.
Обезумев от страха, хозяйка стала закармливать меня вкусными вещами. Я согласился остаться и охранять ее от «воров».
— Я уж вас не брошу, что будет, то будет, — сказал я.
Так я и дожил благополучно до приезда хозяина.
А приехал хозяин — и все пошло по-старому. Вскоре я ушел домой.
Был праздник. В большие праздники у нас на хуторе устраивались конные состязания. Все, кто имел своих коней, принимали участие в скачках.