Несколько раз еще поднимались в атаку гвардейцы, но так и не смогли ворваться в село.
В это же время 85-й и 331-й стрелковые полки с боем продвинулись километров на пять и вышли к железнодорожной насыпи. Начался трудный штурм обледенелой крутизны. Бойцы, действуя штыками и саперными лопатками, карабкались вверх и снова скатывались вниз. И все это под непрерывным огнем. Нескольким подразделениям удалось преодолеть насыпь и закрепиться на ее противоположной стороне. Хуже дело обстояло с артиллерией. Как ни старались бойцы втащить пушки на насыпь, ничего не получалось. Орудия скатывались вниз, переворачивались, сметали все на своем пути. Артиллерия осталась по нашу сторону насыпи.
Наступила морозная лунная ночь. Донесения в штаб дивизии поступали неутешительные. Полки лежат в снегу, в открытом поле. Потери большие, много обмороженных.
Признаться, меня на какое-то время охватило сомнение: «Не вернуть ли части назад?» И тут же мысль: «Но ведь завтра все придется начинать сначала».
— Что делать, комиссар? — спросил я К. И. Филяшкина.
— Продержаться до утра, а там атаковать, — ответил он.
Утром 22 февраля 4-й и 355-й стрелковые полки стремительной атакой овладели траншеями немцев на окраине села.
Перебравшиеся через насыпь подразделения 85-го и 381-го стрелковых полков были атакованы вражескими танками. А наша артиллерия была по другую сторону насыпи и помочь отразить танковую атаку не могла. С горечью пришлось дать приказ об отходе на исходные рубежи.
Теперь гитлеровцы все свои силы бросили на полки, ворвавшиеся в Лески. В контратаку пошли танки. Но здесь-то наша артиллерия была в боевых порядках пехоты. От метких выстрелов орудийного расчета старшего сержанта Шерстникова и бронебойщика сержанта Кузьменко сразу загорелись два вражеских танка. Остальные, не приняв боя, скрылись за домами. Но сделано было, что называется, полдела. Большая часть села была в руках гитлеровцев.
Еще вечером 21 февраля я получил приказ командующего фронтом о назначении полковника М. Е. Вайцеховского командиром 81-й стрелковой дивизии вместо выбывшего по ранению генерала В. С. Смирнова. Жаль мне было расставаться с ним. Немного мы вместе воевали, но успели по-боевому крепко сдружиться.
22 февраля с этим приказом я пришел на КП М. Е. Вайцеховского. Он сидел, сосредоточенно уткнувшись в карту. Увидев меня, поднялся навстречу.
— Ну как воюешь, Михаил Емельянович? — с улыбкой спросил я, протягивая руку.
— Да помаленьку, товарищ генерал, — по-воронежски певуче ответил он.
— А я тебя поздравить пришел. С повышением. — И ознакомил его с приказом. — Так что сдавай полк Худякову — и с богом!
Целая гамма чувств отразилась на лице полковника Вайцеховского. Видно было, что ему и приятно оказанное высокое доверие и в то же время мучительно жаль расставаться с полком, своим родным детищем.
— Разрешите обратиться с просьбой, товарищ генерал? Хочу отложить отъезд на сутки. Возьмем Лески — тогда и сдам полк.
— Ну что ж, может, ты и прав, Михаил Емельянович.
Как я потом об этом горько пожалел!
Все было готово для решительного штурма, и полковник Вайцеховский со своего КП пошел на НП, оборудованный перед самым селом. Дорога туда шла по этому проклятому ровному полю, и, когда начался минометный обстрел, Михаил Емельянович был тяжело ранен осколком мины в живот. На волокуше его вывезли из-под обстрела и быстро доставили в медсанбат. Но, несмотря на все старания врачей, спасти жизнь этого замечательного командира не удалось.
Похоронили М. Е. Вайцеховского с воинскими почестями в городе Воронеже на площади имени III Интернационала. Пять дней спустя здесь же был похоронен также скончавшийся от ран командир 81-й стрелковой дивизии генерал-майор В. С. Смирнов, которого должен был сменить М. Е. Вайцеховский.
Еще несколько суток наше соединение вело бои в районе Лески, Беленихино. За это время гитлеровцы потеряли свыше 700 солдат и офицеров, много танков и другой боевой техники.
26 февраля мы получили приказ командующего 21-й армией генерала Гордова сдать занимаемый 1-й гвардейской участок частям 297-й стрелковой дивизии и сосредоточиться в районе Верин, Кузьминка, Гнездиловка. Здесь создавалась группировка войск для наступления на Харьков.
Через два дня, когда дивизия уже была в указанном районе, был получен новый приказ: сосредоточиться в районе Марыш, Покаляное, Бочково. Был определен очень жесткий срок передислокации — пять ночей. Именно ночей, а не дней, поскольку передвигаться нужно было скрытно.