150-я дивизия вела ожесточенные бои против мотодивизии «Нордлан» на рубеже Мешкали. В боях на этом рубеже было уничтожено два батальона и взято в плен около 200 гитлеровцев. Мы не успели расправиться с нордланцами, как показалась цепь немецких моряков. Сверху по склону покатилась непривычная для глаз трехцветная черно-бело-синяя лавина. Они бежали в расстегнутых бушлатах, под которыми пестрели тельняшки, в руках автоматы и гранаты.
Была передана Алексееву команда контратаковать противника в направлении деревни Чанкас, захватить высоту и не допустить фашистов на юго-восток. Командир полка поднял солдат по тревоге, и цепь быстрым шагом направилась в сторону моряков. Бойцы шли в рост с оружием на изготовку. Мы с Алексеевым и артиллеристами держались сзади метрах в пятидесяти. Рядом двигались радисты с рациями и телефонисты с катушками проводов.
Я заметил, как замедлили шаг наши солдаты. Кое-кто начал останавливаться. Со стороны врага посыпались автоматные очереди. Моряки издали протяжный крик, похожий на вопль. Нужно было немедленно сломить этот психический натиск. Не успел я принять решение, как кто-то прокричал:
— Братцы, били пехоту, побьем и моряков!
— Побьем! — покатилось по цепи…
Из минометов дали залп по склону. Удар «катюши» был сокрушительным. Моряки исчезли в огне и облаках дыма. Среди черных дымных полос, стлавшихся над полем боя, слышалось раскатистое «ура-а-а!». Немецкие матросы повернули назад…
Полк с ходу ворвался в деревню Чанкас, овладел высотой. Бой в полосе дивизии не утихал. Но главного мы все же добились: не допустили прорыва противника в тыл ни на левом фланге, ни на стыке двух дивизий. Такую оценку наших действий дал и штаб армии.
Еще целых два дня продолжались бои. Вечером 19 октября противник предпринял контратаку. Но и она, как и все предыдущие, была отбита. Убедившись в тщетности попыток изменить на этом участке положение в свою пользу, немцы отошли и заняли оборону.
ФРОНТ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В конце декабря 1944 года дивизия была переброшена по железной дороге в Польшу и вошла в состав 1-го Белорусского фронта. Ее пополнили техникой и людьми… Начались тактические учения, ночные марши, боевые стрельбы, молодых солдат готовили к тяжелым испытаниям. Солдаты и сержанты изучали листовки-памятки, выпущенные Военным советом фронта.
Прошлые бои обогатили каждого опытом быстрого маневра, гибкости управления, четкости взаимодействия пехоты с артиллерией и танками, умением ориентироваться в обстановке.
14 января 1-й Белорусский фронт начал Висло-Одерскую операцию. Наша 3-я ударная армия находилась во втором эшелоне фронта. Орудия и минометы армии и нашей дивизии были на плацдарме южнее Варшавы. Они приняли с войсками первого эшелона активное участие при прорыве обороны врага на главном направлении.
В ночь на 17 января оборонявшиеся в Варшаве немецкие войска стали вопреки приказу Гитлера отходить. Воспользовавшись этим, в наступление перешла 1-я польская армия, которая вступила в столицу одновременно с нашей 61-й армией. К 12 часам этого же дня польские и советские воины завершили ликвидацию арьергардных частей противника.
Дивизия переправилась через Вислу и вошла в Варшаву. Мы видели много городов и сел, превращенных в руины. Но такие варварские разрушения и в таком огромном масштабе нам, пожалуй, привелось увидеть впервые. Улицу за улицей, квартал за кварталом проходили солдаты и не могли найти ни одного уцелевшего дома. Улицы, заваленные кирпичом, камнями и железом, образовали труднопроходимые баррикады.
«Виллис», на котором мы ехали, с большим трудом и осторожностью пробирался за передовыми частями через завалы. В городе трудно было ориентироваться — ни номеров домов, ни названий улиц, не у кого спросить. Увидев человека на площади близ костела, я даже обрадовался. Это был ксендз. Он рассказал:
— Гитлеровцы разрушили весь город и заминировали остатки зданий, школ, костелов, музеев. Фашисты прибегали к различным ухищрениям, ставили мины замедленного действия. Среди развалин укрывали различные коварные ловушки: мины оказывались на койках, в печах, под лестницами, в лифтах. Оставшиеся в живых чувствовали себя как на пороховой бочке. Вот этот костел, — ксендз показал на одиноко стоящее здание, — случайно остался цел. Кто-то обстрелял немецких минеров, они убежали и больше не возвращались. От нашего красивого города остались руины. Нет ни зданий, ни жителей — мертвый город, — закончил он горестно.