Донесение представить в штаб опергруппы армии через делегата связи лейтенанта т. Попова к 7.00 22.7.41. Командующий указывает на несвоевременное представление Вами донесений.
Нач. штаба опергруппы 28А полковник Меньшов.
Нач. разведотдела майор Сараппу» (ЦАМО РФ. Ф. 1087. Оп. 1. Д. 4. Л. 95).
Под гул артиллерийской стрельбы начштадив майор Рябоконь срочно подготовил краткую информацию.
— Докладывайте: идет бой, полки несут потери, — сказал он лейтенанту Попову. — Подробности сообщим в конце дня.
Когда Ракутин с Валуевым приехали в дивизию, бой был в самом разгаре, и командарму пришлось здесь задержаться, чтобы полнее разобраться в обстановке. Он побывал на командном пункте 315-го полка майора Утвенко, пригласил с собой и Якова Петровича.
«И мы пошли с ним в сопровождении нескольких командиров. То и дело невдалеке рвались снаряды и мины, свистели пули, и я инстинктивно падал на землю или низко пригибался к ней. Генерал же шел прямо, твердо, казалось, нисколько не реагируя на опасность.
— А вот Швейк не боялся, — положив свою руку на мое плечо, проговорил с шутливой ноткой Константин Иванович. — “Ну какой ты солдат, если пули боишься? Каждого солдата все это должно только радовать. Чем больше противник стреляет, тем меньше у него боеприпасов”. Так считал бравый солдат Швейк. А мой совет вполне серьезный: если пулю или снаряд услышал — значит, Бог миловал, смерть пролетела мимо».
Эти строки из воспоминаний Якова Петровича Валуева, напечатанных ельнинской районной газетой (Знамя, 1987, № 118, 119). В большой поездке командарм и руководитель района о многом переговорили и условились в ближайшее время встретиться для окончательного решения о совместных действиях в борьбе с захватчиками.
А бой продолжался по всему фронту оперативной группы.
Немцы после обработки участка обороны 19-й дивизии авиацией и артиллерией несколько раз переходили в атаку, но откатывались назад. Пехоту хорошо поддерживали артиллеристы 488-го корпусного полка майора Иванова.
«В 11 часов 30 минут немецкая пехота численностью до батальона начала наступать на левый фланг 315-го стрелкового полка майора Утвенко. Впереди пехоты на большой скорости неслись к нашим позициям несколько десятков вражеских мотоциклистов. По команде Утвенко его подразделения сбивали пыл с наступающих. А тем временем в кустарнике около деревни Лозинки накапливались бронемашины и танки противника. К ним на машинах (их было не меньше сорока) подбрасывалась пехота. Артиллерия противника усилила свою активность, обстреливала беглым огнем позиции нашей пехоты.
Когда вся эта группировка немцев двинулась в наступление, второй дивизион открыл ураганный огонь по врагу. Снаряды наших орудий точно ложились в цель. Немецкие мотоциклы вместе со своими седоками взлетали вверх. Автомашины частью были разбиты, частью повернули назад. Теперь батареи обрушились на залегший пехотный батальон немцев-фашистов. Через 20–25 минут нашим метким артогнем вражеский батальон был уничтожен. В этой стрельбе особенно отличилась шестая батарея, которой командует коммунист — лейтенант Колпачев. Точность стрельбы и темп огня этой батареи были отличными».
Так описан упомянутый выше бой в наградном листе лейтенанта Петра Павловича Колпачева, который не был кадровым военным. В РККА он служил в 1931–1933 годах, потом занимался мирным трудом в городе Моршанске Тамбовской области. В феврале 1940 года его опять призвали в армию, и в войну он вступил подготовленным командиром-артиллеристом.
Наградной лист, кроме командира и комиссара полка, подписали командир 120-й стрелковой дивизии генерал-майор Петров и комиссар дивизии, полковой комиссар Булатов. В этот день их соединение впервые вступило в бой в полном составе. В центре боевых порядков располагался 401-й стрелковый полк подполковника Филиппа Моисеевича Вершени. Его подразделения занимали оборону по обе стороны железной дороги на Ельню. На правом фланге находился 540-й стрелковый полк подполковника Михаила Васильевича Шутова. Левый фланг защищал 474-й стрелковый полк майора Гани Аитовича Мезина.
Полки 120-й тоже оказались под ударом переполошившихся фашистов. С немецкой стороны поднимались в ночное небо огненные столбы артиллерийских залпов, беспрерывно взмывали кверху разноцветные ракеты. Под ураганным огнем орудий, минометов, пулеметов необстрелянные бойцы дрогнули, начали метаться с места на место. Командир дивизии, готовивший войска к первому бою, находился непосредственно на передовой линии и вовремя заметил, вернее, почувствовал, возникший переполох. Мобилизовав командиров и политработников, он быстро восстановил порядок. Спокойное поведение генерал-майора Петрова успокаивающе действовало на красноармейцев. На рассвете они спокойно отразили первую атаку противника и в течение дня ни на шаг не сдвинулись со своих позиций.
С четырех часов утра участвовала в бою и 104-я танковая дивизия.
«Главный удар с северо-запада по врагу наносила девятнадцатая дивизия, а наши части наступали, как и вчера, с юго-востока от Рябиновских хуторов», — вспоминал комиссар дивизии Александр Сафронович Давиденко (Давиденко А., Бурков В. За строками на танке-памятнике. С. 83).
— Немцы вводили в бой все большее и большее число танков, — рассказывает комиссар. — На подступах к городу и в Ельне разгорелось встречное танковое сражение, и вдруг стало заметно, что немецкая авиация прекратила налеты, боясь поразить своих. Этим сразу же воспользовался полковник Бурков: он ввел в бой сразу оба танковых полка. Дивизионная артиллерия усилила огонь. Враг дрогнул, попятился… Еще удар! Еще… Казалось, вот-вот враг покатится назад и Ельня опять будет наша… Но в этот момент поступил приказ фронта о выходе частей 104-й танковой из боев и перегруппировке ее в направлении Рославля.
Командование дивизии не поверило, что приказ действительно издан штабом фронта. А не провокация ли это? Затеяли проверку. Оказалось, что дивизия еще вчера должна была уйти в район Рославля, в подчинение оперативной группы генерал-лейтенанта Качалова, как это было сделано с дивизиями, перешедшими из 24-й армии в группу Калинина.
В ходе боя рубежи были переданы 105-й танковой.
— Как сейчас помню удрученное лицо командира этой дивизии Белоглазова, — рассказывает Александр Сафронович Давиденко, — когда ему на нашем НП днем 22 июля стал известен приказ фронта о замене наших частей, и его слова: «Что я здесь буду делать один? Ведь у меня почти нет танков!» (Там же. С. 86).
В Басманове батальон Козина не был застигнут врасплох подошедшим подкреплением немцев. Роты заняли оборону на выгодных позициях и при поддержке взвода батальонной артиллерии и первой батареи 347-го артиллерийского полка лейтенанта Владимира Алексеевича Шмонина вступили в бой.
«Правда, Лаубах поторопился с открытием огня, — пишет в своей книге Нестор Козин. — Удалось уничтожить только десять мотоциклистов, хотя можно было уничтожить значительно больше. В этом ночном бою нами уничтожено три противотанковых пушки, два бронетранспортера, 12 мотоциклов, 15 автомашин, 10 пулеметов, захвачены минбатарея, девять тяжелых и ручных пулеметов, 40 автоматов и другое военное снаряжение» (С. 34).
За дерзкую ночную вылазку батальона Козина противоположная сторона решила наказать 107-ю стрелковую дивизию мощным бомбовым ударом. В полдень тринадцать фашистских самолетов совершили налет на город Дорогобуж и располагавшиеся там части полковника Миронова. С начала боев это был уже второй массированный налет, и древний город от него пострадал еще больше. Однако гитлеровским стервятникам тоже пришлось несладко. Дружным залпом встретили их бойцы зенитной батареи лейтенанта Владимира Андреевича Федорова. Слаженно работали расчеты сержанта Шумакова и младшего сержанта Кендыша. Они сбили два вражеских самолета. Еще два самолета сбил расчет пулеметной установки младшего сержанта Горбатенко, в чем большая заслуга меткого наводчика Гребенникова.
В помощь стрелкам 19-й дивизии генерал майор Ракутин направил 204-й танковый полк майора Сидорова 102-й танковой дивизии, получившей первое боевое крещение на участке 166-й стрелковой дивизии на севере Духовщинского района. После длительного марша танкисты вступили в бой тремя группами на территории Кузнецовского сельсовета.