Поставив перед артдивизионами и минометчиками боевые задачи и проверив их готовность к бою, полковник Серебров и майор Шмельков стали выжидать удобный момент.
Когда первые орудия противника приготовились начать огонь, а батальон пехоты почти полностью подтянулся к дамбе, полковник Серебров скомандовал:
— Ну, в добрый час, бог войны! Огонь!
— Первому и второму, огонь! — и тут же справа и слева от наблюдательного пункта один за другим раздалось по три глухих выстрела. Взрывы снарядов взметнулись на том берегу, тотчас заговорили скрытые в засаде полковые орудия и, захлебываясь, застрочили пулеметы, поливая огнем пехотинцев, заполнивших дамбу. Полковник Серебров скомандовал еще раз:
— Минометам — огонь!
Так был встречен враг, в четвертый раз атаковавший нашу границу в Леушенах.
Батареи капитана Ткаченко тоже открыли огонь. Спасаясь от огня, артиллерийские упряжки противника мчались за гребень возвышенности, опрокидывая орудия, зарядные ящики и давя пехоту, бежавшую от берега реки.
Артиллерийский и минометный огонь преследовал бегущего неприятеля.
В окопах раздалось восторженное «ура!»: советская пехота ликовала.
С начала переправы артиллерия противника открыла огонь по дефиле — узкому проходу. Но после того, как гитлеровские пехотинцы обратились в бегство, она перенесла его севернее и южнее на гребень. Внезапный ввод в бой нашей артиллерии и минометов застиг фашистов врасплох.
Первая и третья батареи дивизиона капитана Манзия перенесли свой огонь на переправы и вскоре три из них были разрушены, а затем обстреляли колонну, остановившуюся у кургана Рябая Могила. Колонна рассеялась.
Чтобы не нанести вреда мирному румынскому населению, мы не обстреляли село Рышешти, где укрывалась конница противника.
Так была отбита четвертая атака у с. Леушены в первый день Отечественной войны.
Через несколько дней в сводке Советского информбюро сообщалось: Командир артиллерийского подразделения тов. Манзий, участник боев с финской белогвардейщиной, умело помог нашей пехоте отбить попытку противника форсировать реку Прут. Организовав тщательное наблюдение и точно установив уязвимое место у врага, тов. Манзий открыл внезапный сокрушительный огонь в тот момент, когда противник начал переправляться. Артиллеристы разрушили в этом бою три переправы противника, подбили шесть орудий. Враг не ступил здесь на Советскую землю. («Правда», 27 июня 1941 г.).
Трудные это были дни, и таких, как описанный мною первый день, было немало. Например, только 241-й стрелковый полк нашей дивизии за 10 дней боев на реке Прут отбил тридцать попыток противника форсировать реку в разных местах.
В течение почти двух недель на этом участке фронта наши войска удерживали государственную границу в своих руках, упорно преграждая врагу путь на Советскую землю.
В. П. Егоров, полковник запаса
Поднятые по тревоге
В два часа ночи на 22 июня в дверь квартиры постучался посыльный.
— Товарищ старший лейтенант! Вас срочно вызывают в штаб дивизии, — послышался в коридоре его голос.
Второпях собираюсь и выхожу во двор, где уже ждет машина. Выбравшись из военного городка на безлюдное шоссе, погружаюсь в мысли: «Что за неотложность? Ночью, да еще под выходной день». Последнее время вызовы участились. В начале месяца нами была произведена пробная погрузка всего снаряжения на машины. Через несколько дней машины разгрузили и сложили имущество в склады. Мы так и не узнали, чем эта погрузка была вызвана. Но это все осталось позади. Что же ждет нас сегодня?
Рядом со мной шофер Момот. Чувствую, что и он так же взволнован. Любитель поговорить, на этот раз Момот молчит. Переключая скорости на ухабах, он нет-нет да и бросит нетерпеливый взгляд в мою сторону.
— Ты чего, Илья? — обращаюсь к нему. — Вроде чем-то не доволен.
— А вы довольны, что в полночь да еще под выходной подняли?
— Ну это оставим при себе, — обрываю его. — Приедем в штаб, все выяснится. Думаю, что ничего особенного в этом нет.