Через полчаса серый «оппель», поднимая вихри пыли, помчался из Болчан в Кишинев. В машине находились три гестаповца и Лена Новикова.
В кишиневском гестапо поимку радистки расценили как крупную удачу. Теперь, не медля ни минуты, нужно было воспользоваться кодом. Первый допрос радистки, однако, ничего обнадеживающего не дал. Лена наотрез отказалась назвать позывные и волну своего передатчика, без чего код оставался пустой бумажкой.
На первый раз с пленницей обошлись весьма корректно. Заводили разговор даже на отвлеченные темы, но без обиняков намекнули, что, если она будет упорствовать, придется применить меры другие, отнюдь не джентльменского порядка. Ее отвели в камеру и дали час на размышление.
В этот подаренный ей час Лена думала о товарищах. Что с отрядом? С друзьями? После выхода из кольца карателей они, наверное, вновь собрались все в условленном месте. Все, кроме нее. Решили подождать. Минул час, второй, третий… Сколько же прошло времени с момента ее ареста, пыталась сообразить Лена и ужаснулась: не меньше семи часов… Им очень тяжело оставаться без рации, без связи со штабом. И они, конечно, волнуются за ее, Ленину, судьбу… Теперь уже строят догадки: где Лена, что с ней? Пошлют разведчиков в Болчаны и… все узнают. Лене стало нестерпимо жарко. «В плену… в плену… в плену…» Сознание, что это произошло с ней, что это факт, пронизывало все ее существо точно электрическим током, вызывая жгучую боль. «А вдруг они там, в отряде, подумают, что под пытками она не выдержит и предаст их?»
Дверь открылась, ее снова повели на допрос. Лена молчала. Ей приказали раздеться догола. За спиной раздался неприятный скрип. Она обернулась: эсэсовец возился у какого-то деревянного сооружения, чем-то напоминающего столярный станок. Сомнений не было — это для нее. Лена пошатнулась и упала. Грубо подняли, плеснули в лицо водой. И тогда она едва выговорила: «Я согласна…»
Палач покинул комнату. Лена поспешно одевалась. Гестаповский офицер, производивший допрос, позвонил по телефону. Вошел еще один офицер, они о чем-то переговорили и увели Лену вместе с переводчиком по длинному коридору в другое помещение. Лена увидела на столе свою рацию.
У нее дрожали руки, когда она зашифровывала своим кодом составленное гестаповцами донесение. Подавляя волнение, она, наконец, справилась с шифровкой. Немцы проверили. И одобрительно улыбнулись ей.
Лена надела наушники и включила рацию. Был уже поздний вечер, может быть ночь, шторы на окне опущены, горит настольная лампа — время как раз такое, что там, по ту сторону фронта, дежурный радист уже ищет в эфире позывные партизанских отрядов. И Лена Новикова вышла в эфир…
Ее сигнал был принят очень скоро. Рука легла на ключ удивительно твердо. Точка… тире… точка… тире… Всего три минуты работы. Донесение небольшое, эсэсовцы были по-немецки предельно краткими, и Лена выключила рацию. Офицер второй раз за время допросов улыбнулся ей и достал из стола коробку конфет:
— Битте, фрейлейн…
Лена протянула руку.
Вошел гестаповец, тот самый, которого офицер, производивший допрос, вызвал по телефону. Он держал какую-то ленту и, указывая на Лену, о чем-то возмущенно говорил. Потом через переводчика они спросили, что означают лишние три сигнала, которые она передала в партизанский штаб. Лена молчала. Гестаповцы сверили записанное на параллельном аппарате донесение с кодом и повторили вопрос. Лена пожала плечами. Ее схватили за руки и стали выкручивать. Переводчик, как попугай, повторял:
— Что означают лишних три знака?
Превозмогая боль, Лена торжествующе крикнула:
— Я передала им, что я не предатель!..
Сильный удар по голове свалил ее на пол.
Очнулась и с удивлением увидела: над ней стояли какие-то люди в лохмотьях, с изможденными лицами. На глазах у них были слезы. С ней заговорили по-молдавски, потом по-русски. Ей сказали, что она в лагере для военнопленных и арестованных по подозрению в сочувствии Советам. Принесли ее к утру, страшно избитую, без сознания, думали, уже конец. Лена попробовала пошевельнуться — руки и ноги были точно налиты свинцом. В глазах закрутилась пестрая карусель, и она снова погрузилась в бездонную темноту.
Лену Новикову видели в том лагере арестованные гитлеровцами жители села Лапушна Филипп Николаевич Букур и Иван Георгиевич Чебан. Им посчастливилось дождаться освобождения, они и сейчас живут в своем родном селе.