Немцы долго еще не осмеливались выползти на пологий берег речки.
— Прохоренко убит, — доложил командиру кто-то из бойцов.
Никита не ответил, рывком сдвинул шапку на затылок и снова приник к пулемету. Вскоре он услыхал, как глухо застонал лежавший слева рядовой Лысенко. Гуриненко приказал ему оставить патроны и ползти в тыл. Остальным он крикнул:
— Стоять будем до последнего!
Вражеские пули пробили кожух пулемета, сбили мушку, то и дело ударялись в пулеметные коробки, кромсали снаряженные ленты. Гуриненко умудрялся попадать в цель и без мушки. Ночевный ножом вырезал изуродованные куски ленты, а целые проворно просовывал в приемник «максима».
Вскрикнул рядовой Дьяченко, чуть приподнялся на судорожно вытянутых руках и разом рухнул лицом в землю. На стыке, в который норовил прорваться враг, остались два бойца, два друга, земляки Гуриненко и Ночевный. Они не знали, скоро ли придут к ним на поддержку товарищи. Но они твердо знали, что нельзя пропустить немцев через реку.
Бой продолжался.
— Много ли патронов осталось? — спросил Гуриненко.
— На две добрых очереди, — ответил Ночевный.
Шершавой ладонью Никита озабоченно потер затылок, строго посмотрел на друга. Антон смело встретил его испытывающий взгляд, и Никита молча отвернулся.
— Живы будем, автоматами еще построчим гадов, гранаты испробуем на фашистской шкуре, — бойко, желая подбодрить товарища, сказал Антон.
— Вот это дело говоришь, парень, — обрадованно откликнулся Никита. — С такими думками и воевать легче.
Он помнил недавний разговор с Антоном и перед лицом грозившей им смертельной опасности хотел, чтобы Антон не сердился на него.
— Если обидел я тебя тогда в разговоре, — сказал он, не отрывая глаз от смотровой щели в щитке пулемета, — так ты плюнь на это. Думал, дрейфил, а на поверку выходит — ошибся.
— Ладно, чего там вспоминать, — ответил Антон и снова без надобности приподнял автомат, потрогал гранаты.
Пулеметчики решили обмануть немцев: «Пусть думают, что мы убиты, подойдут ближе, тогда и «оживем». Но враг был осторожен. Долго еще со свистом проносились пули, резко ударялись в щиток «максима», дырявили опустевшие пулеметные коробки. Бойцы не отвечали на огонь врага, не шевелились. Тогда фашисты стали поодиночке выбегать к берегу, потом осмелели, поднялись цепью и пошли с криком на пулемет. Гуриненко полоснул по ним последними патронами.
Оправившись от неожиданного удара, гитлеровцы снова полезли вперед. Опустели магазины автоматов, немецкие пули в клочья изодрали на головах бойцов шапки-ушанки, но Гуриненко и Ночевный не отошли. Они крепко сжимали в руках гранаты и готовились к последней схватке, когда в шум боя вдруг врезался грозный голос станкового пулемета с нашей стороны. Друзья оглянулись и увидели, что они не одиноки. Подоспело подкрепление.
— Вот оно как! — радостно воскликнул Никита. — А ты, небось, думал…
— Что думал? А сам?
— Что ж я? Из другого теста? И я, конечно, думал, что придется сегодня богу душу отдать.
Гитлеровцы жестоко поплатились за смерть наших боевых друзей. Недалеко от берега пестрели серо-зеленые пятна шинелей гитлеровцев, уничтоженных героями-пулеметчиками.
Е. Скворцов, полковник запаса
СМЕЛЫЙ РЕЙД
Мартовский день клонился к вечеру. Теплый весенний воздух дрожал от артиллерийских взрывов. Без умолку трещали пулеметные и автоматные очереди. Бой на подступах к Бельцам уже шел несколько часов. Но все попытки прорваться в город терпели неудачу.
Командир 859-го стрелкового полка подполковник Петр Андреевич Капралов, высокий широкоплечий волжанин, забрызганный грязью, не отнимал от глаз бинокля, пытался отыскать слабые места в обороне.
— Товарищ командир, вас просит «Кама», — подал трубку телефонист.
Капралов порывисто дернул шнур:
— Что, дзоты… Этого еще недоставало. Понимаю, но где же я вам возьму артиллерию? Действуйте гранатами… Знаю, что трудно… Поднатужьтесь, Иван Петрович, — не то приказывал, не то просил подполковник. — Нам бы только зацепиться за окраину, тогда…