— Хорошо.
Рядом с командиром 295-й дивизии стоял, запыленный и загорелый, начальник штаба дивизии полковник Свиридов.
Через несколько минут к городу подтянулись остальные соединения корпуса. На наблюдательный пункт командира корпуса прибыли командир 60-й гвардейской дивизии генерал-майор Соколов и командир 416-й стрелковой дивизии генерал-майор Сызранов.
Жеребин, собрав командиров дивизий, развернул перед ними схему Кишинева…
В девять часов вечера на обороне противника открыла огонь корпусная артиллерия. Ударил залп «катюш»…
С криком «ура» поднялась в атаку пехота 32-го стрелкового корпуса, тесно взаимодействовавшая с воинами соединений 26-го гвардейского корпуса.
Немцы, зная о сорокакилометровом марше советских дивизий, не ожидали наступления и в панике отступили. В сумерках бои шли уже в городе…
24 августа, в четыре часа утра, над Кишиневом взвился красный флаг победы.
…Шел обыкновенный, будничный день войны. «Я со своей окопной установкой, — вспоминает бывший старший инструктор политотдела дивизии капитан запаса Л. А. Голденко, — был замыкающим. Когда мы выехали на холмы у города, я развернул установку, сначала включил музыку, а потом — микрофон. Поздравил население столицы Молдавии с освобождением и пожелал ему доброго здоровья, счастья и успехов в труде».
Город, три года томившийся в оккупации, лежал в развалинах. «Стремительный натиск наших войск помешал гитлеровцам уничтожить Кишинев, но они все же успели нанести ему серьезные раны. Многие здания были разрушены или сожжены. Битые стекла, гарь пожарищ, поваленные наземь телеграфные столбы с разметавшейся по улицам проволокой — таковы были следы фашистского разбоя». Так написал в редакцию бывший помощник начальника разведки дивизии капитан запаса Н. В. Фарбман.
Таким же запомнил Кишинев в первые часы освобождения и В. 3. Вишняк, бывший командир минометного расчета 295-й стрелковой дивизии. Он вспоминает: «Мы видели, что немцы, не надеясь удержать город, старались сжечь в нем все, что могли. Мы торопились спасти Кишинев. На рассвете 24 августа столица Молдавии была в наших руках. Помню, наш батальон проходил по улице Пушкина. Мостовая была вся в воронках от снарядов, здания горели…»
…Шел обыкновенный, будничный день войны. И все-таки это был праздник. «Я, — пишет Д. М. Ашихин, тот самый комбат, которого на Шерпенском плацдарме принимали в партию, — видел Кишинев в первые часы его освобождения. Несмотря ни на что, мне казалось, что это самый зеленый город».
«В моей памяти — вторит Ашихину бывший заместитель командира 1040-го полка полковник запаса Г. Т. Акопьянц, — Молдавия осталась солнечной, вечно зеленой, полной обильных урожаев и добрых, хлебосольных людей».
…Через десять месяцев полки дивизии одними из первых с востока ворвутся в Берлин.
В. КАЗАКОВ,
журналист
ПАМЯТЬ НАРОДНАЯ
Четыре тяжких года набатом неслась над Советской страной песня, рожденная величайшей, неслыханной бедой:
Люди готовы были на лишения и муки, на бесстрашие и смерть ради одной только цели — победы над врагом.
Война народная… С первых же часов фашистского нашествия она стала таковой — грозная, беспощадная, справедливая в своей уничтожающей ненависти к захватчикам. Эта война неминуемо должна была закончиться полным разгромом черных орд именно потому, что с нашей стороны она была народной. И возмездие свершилось!
Отгремели раскаты военного грома. Тех, кто вынес на своих плечах все тяготы борьбы с врагом, давно уже почтительно называют бывшими воинами, ветеранами. И песня, звучавшая набатно, поднимавшая страну огромную на смертный бой, перешла в разряд тех немногих песен, которым суждено стать бесценными реликвиями эпохи. Пусть минут еще десятилетия, пройдет бесконечная вереница лет, но когда бы вновь ни прозвучала старая боевая песня, она живо донесет нашим потомкам и дым пожарищ, и грохот орудий, и ярость волны, очистившей родную землю от фашистских поработителей. Песенные строки стали неотъемлемой частицей народной памяти.
Впрочем, о песне здесь к слову. Ведь не только она обладает столь удивительной способностью сохранять для будущих поколений волнующие свидетельства пережитых народом бед и потрясений. Память народная беспредельна и вечна, как мир. Даже всемогущее время бессильно перед ней. Всегда и все на советской земле будут помнить о Великой Отечественной войне, как о беспримерном подвиге легендарных людей сороковых годов. Только народ миллионами уст своих может поклясться перед Историей: «Никто не забыт, ничто не забыто» — и свято выполнять эту клятву на протяжении неисчислимо идущих впереди лет.