Бой откатился далеко за село. Наступило утро. С того берега переправлялись войска и все шли и шли вверх по крутой немощеной улице. Женщине достаточно было подойти к калитке, чтобы привлечь внимание солдат и сказать о случившейся беде. Она так и поступила. Но когда пришли за убитым, со слезами упросила позволить ей самой похоронить бойца.
В двух шагах от порога во дворе вырыла могилу. Женщина постаралась исполнить весь похоронный ритуал. Двое суток гроб с покойным стоял в доме под образами. Она оплакивала его, как родного. Голосила, причитала, для него с трудом выговаривала русские слова, которые знала. Обращалась к соседям, набившимся в комнату: «Гляньте на него, люди добрые. Разве он умер? Он спит, мой родной, наш освободитель…»
На могильном холмике во дворе с самой весны до поздней осени цвели цветы. Она знала толк в цветах, умела их выращивать — от нежно-голубых и лиловых до густо-багряных, как предзимние закаты. Соблюдала обряды — свои, привычные, на церковный лад. В поминальные дни горели на солдатской могиле свечи. Женщине было невдомек, что солдату-комсомольцу это не положено. Только кто осудит ее? Она всем своим материнским сердцем оплакивала сына России. Ее собственный сын тоже был солдатом, он ушел с Красной Армией в сорок первом и убит где-то на Дону…
Чуть ниже по Днестру — Сороки. Тихий городок освободили в том же наступательном порыве, что и Косауцы. «Переправа, переправа…». В городском парке на братской могиле — каменный постамент. Высечены имена. Назван и Владимир Петров, один из тех, кто первым перешел на правый берег. Как узнали вскоре жители городка, Петров был родом из Тамбовской области. К нему на могилу приехали мать с отцом и младшей сестрой, да так и остались здесь, в Сороках, навсегда. Тронуло участие чужих людей к их горю и то благодарное внимание, которым они окружили память сына. Петровы по профессии педагоги. Они стали учить детей Сорок. Дочь тоже пошла дорогой родителей. Закончив педагогический институт, она вернулась в днестровский городок учительствовать.
— Петровы продолжают подвиг своего Володи. — Так с любовью к этой русской семье говорят сами жители Сорок.
…Удар советских войск по врагу на нижнем течении Днестра был не менее сокрушительным, чем в районе Могилев-Подольска. Красные стрелы наступления уверенно прочертили на штабных картах пространство от Буга до Днестра. Замыслы командования мастерски осуществляли соединения всех родов войск, входивших в состав 3-го Украинского фронта.
Особую похвалу в тех боях заслужили наши танкисты. В стремительных и самоотверженных рейдах они взламывали вражескую оборону, обращали гитлеровцев в бегство. Это был поистине напор стали и огня.
Краснозвездные танки 12 апреля первыми ворвались на улицы Тирасполя, пробились к Днестру у Дубоссар, облегчив тем самым пехоте форсирование реки. Два памятника на левом днестровском берегу навеки запечатлели геройство наших прославленных танкистов.
Цена дружбы. …Идут годы, но традиция еще ни разу не была нарушена. 24 августа город возлагает венки на могилы воинов, павших за его освобождение.
Этот день всегда щедро обласкан солнцем — август в Молдавии вершина лета — с утра до позднего заката сияет голубое небо, ароматы садов плывут над горячей землей — все в природе устоялось, достигло покоя, созрело; конца края не будет, кажется, этому сиянию, теплу и довольству.
Двадцать четвертый день августа сорок четвертого года выдался таким же. Но именно с этой даты он вошел в историю города как самый сияющий, самый по-августовски щедрый день. Кишинев стал вновь свободным, он вернул себе право, данное Великим Октябрем, называться советским.
Это был очень радостный и очень трудный день. Солнечное небо застилал дым пожарищ, и ароматы садов несли с собой еще и гарь где-то рядом отгремевших боев. Город сердечно обнимал своих освободителей и оплакивал павших. Вызволенный из фашистской неволи, он видел, какой ценой завоевана его свобода. Счастье пришло на порог, повитое печалью. Напоенные зрелым соком земли августовские цветы тяжело легли на свежие могилы.
Это было в 20-ю годовщину освобождения города. Парк имени Пушкина. Здесь братская могила. На мраморных досках золотом выведены имена и фамилии погибших. Обыкновенные имена. Тяжелые венки, увитые черными лентами. Венков было много: от коллективов предприятий, от общественных организаций, от институтов и школ. И вдруг на одно мраморное надгробие ложится венок с надписью на креповой ленте: «Дорогому Феде — его однополчане». Люди, возложившие венок, отступили два шага и оказались рядом со мной. Это ветераны боев за Молдавию. У одних побелели виски, у других вся голова белая… Раскаленная августовским солнцем медь оркестра вздыхала печально и похоронно. Люди стояли вокруг могилы молча, преклонив головы. В такие минуты вопросов не задают. Но заговорил один из них — подполковник Трофим Степанович Тыщенко: