Во всех подразделениях в ту ночь состоялись митинги.
Во втором батальоне 105-го гвардейского стрелкового полка перед боевыми товарищами выступил красноармеец П. Богаченко. Он был уже немолодым бойцом. Всякое повидал в те суровые годы — даже фашистские застенки. А теперь громил врага на переднем крае. Его старший брат Герасим, трудившийся в тылу, собрал трудовые сбережения семьи и внес на постройку самолета 100 тысяч рублей. Накануне боя Богаченко получил известие, что эта боевая машина передана 3-му Украинскому фронту. Об этом он и рассказал своим однополчанам.
Утром следующего дня все пришло в движение. По мосткам, через топи, под прикрытием огня сотен орудий солдаты двинулись на штурм высоты, что рядом с Талмазами, имевшей большое значение. Над полем боя, словно знамя, плыли звуки гимна Советского Союза: в боевых порядках находились дивизионные музыканты. В центре реяло знамя, которое несли герои боев на заднестровских плацдармах.
Гвардейские батальоны и полки во взаимодействии с частями тяжелых самоходных орудий в первый же день штурмом взяли укрепления врага и начали наступление на станцию Березино. Тем временем передовой отряд, возглавляемый командиром 84-го Краснознаменного артиллерийского полка А. Волошиным, двигался на Кагул. Главной задачей было овладеть городом и дамбой, чтобы без задержки форсировать Прут и выйти на территорию Румынии.
Использовав эффект неожиданности, отряд стремительно ворвался в город. Артиллеристы развернули орудия и прямой наводкой открыли огонь по дамбе. Разведчики и автоматчики через плавни пробрались к мостам. Они уничтожили несколько огневых точек и установили на переправах пулеметы и минометы. В центре города штурмовая группа под командованием командира минометчика Н. Мельникова захватила здание, где размещался гитлеровский штаб. Фашисты упорно сопротивлялись, но вынуждены были отступить. В том бою пал смертью храбрых ветеран дивизии коммунист Н. Мельников. Гвардейцы похоронили его на берегу Прута.
В полдень 24 августа Кагул был полностью освобожден, и 34-я гвардейская дивизия через Прут вступила на территорию Румынии.
Все написанное выше — лишь короткие заметки. Много можно рассказать о подвигах моих боевых товарищей на молдавской земле. Они до конца выполнили воинский долг, сражаясь с ненавистным врагом, покрыли неувядаемой славой свои, боевые знамена.
Прорыв на Днестре
В. Л. КРЫЛОВ,
бывший заместитель командира 23-го гвардейского
артиллерийского ордена Александра Невского
Браиловского полка по политчасти, подполковник в отставке
Знойный августовский день. Прошедший недавно сильный дождь кажется приятным сном. Воздух раскален, дышать трудно. Ни одного дуновения ветерка.
Турунчук быстро катит свои желтые воды в Черное море, торопится на поворотах, шумит в узких местах, завивая большие воронки в заводях. Собственно, Турунчук не самостоятельная река, а рукав Днестра. Южнее Тирасполя, совсем недалеко от места, где мы сейчас находимся, Днестр делится на два рукава, почти одинаковые по ширине. Правый — это собственно Днестр, а левый — Турунчук. Между рукавами широкая пойма, поросшая буковым лесом, и знаменитые днестровские плавни.
Перед нами на правом берегу Днестра раскинулось большое село Талмазы. Ниже по течению такие же села — Чобручи и Раскайцы. По правобережью проходйт линия немецко-румынской обороны.
Напротив нас румынские части. Румыны ведут себя тихо, за последнюю неделю почти не стреляют. Наши солдаты спокойно ходят по левому берегу Днестра, загорают, купаются, поблескивая в ослепительных лучах солнца бронзовыми спинами. Под видом купальщиков наши разведчики плавали к правому берегу, по ним не стреляли. Кто-то из румын крикнул на ломаном русском языке:
— Эй, Иван, когда наступать будешь?
Для нас ясен этот вопрос. К лету 1944 года многие румынские солдаты хорошо поняли, в какую передрягу они попали, ввязавшись в войну против нас на стороне гитлеровской Германии. Каждую ночь к нам переплывали перебежчики. По одному, по два, а то и целыми группами. «Долой «разбой» (войну), — говорят румынские солдаты, радуясь тому, что они теперь будут живы. — «Румын воевать за Гитлера не хочет. Румын хочет домой. Дома хозяйка. Кушать нет чего».