Апрельская ночь 1944 года над Днестром. Река разлилась. И казалось, что противоположный берег ее у самого села Варница. Холодной была черная вода. Из деревни, с крыши старенькой церквушки, бил пулемет. Три домика безымянного хуторка бойцы захватили сразу. Вот беззвучно ткнулся в песок плот, на котором находился командир батальона. Бойцы исчезли в темноте. Вслед за ним причалили к берегу две лодки. Сто сорок человек пересекли в эту темную весеннюю ночь черту, за которой быть героем становилось жизненной необходимостью.
Страшен ночной бой в траншеях, где только вспышка гранаты может осветить лицо товарища. В учебнике по тактике такой бой называют скоротечным. Может быть потому, что каждый, кому довелось пережить его, становится старше на десяток лет.
Преследуя гитлеровцев, бойцы вырвались к селу Варница. Победа полная. Так мог бы подумать кто угодно, но только не эти сто сорок, которые жесткий механизм войны знали лучше, чем хороший слесарь свой верстак. И поэтому никто не удивился, когда капитан приказал окапываться на буграх под воздетыми руками ветряной мельницы, как никто не удивился и несколько часов назад, когда он лично проверил, у каждого ли бойца при себе саперная лопата.
Пятнадцать атак уже отбили силенковцы. Несколько гитлеровских бронетранспортеров догорало у подножия высоток. Но все меньше оставалось в живых защитников рубежа, и уже последние диски вставлялись в автоматы. И били автоматы, захлестывая яростные атаки фашистов.
Почти двое суток они удерживали этот клочок советской земли на берегу Днестра. С каждым часом их все меньше и меньше. Но у оставшихся силы словно удесятерялись. Они били фашистов их же оружием, и те ничего не могли поделать с горсткой советских солдат во главе с Силенковым.
Наспех сделав перевязки, раненые продолжали стрелять. Фашисты пошли в новую атаку уже не скрываясь, во весь рост, но были отброшены назад. И так весь день.
В короткие минуты передышек наши бойцы, как кроты, все глубже и глубже вгрызались в землю. Смерть переходила от окопа к окопу. Пятачок уменьшался, дымился и тлел. И все же небольшая горстка продолжала оставаться воинским подразделением, которое объединяло одно неумолимое стремление — выстоять! Но силы были явно не равны. 21 апреля бойцы Силенкова снова пошли в атаку. Нужно было отрезать шоссе и железную дорогу, ведущую на Галац. В случае удачи 17 000 немцев остались бы изолированными в Бендерах.
С верхушки церкви разрывным снарядом фашистский снайпер попал в командира. Поплыл куда-то разлапистый орех, и нельзя было уцепиться за землю.
Врач Мария Ивановна Тузикова сделала, казалось бы, невозможное. Она отдала комбату свою кровь и оперировала его.
— Вот там, возле того садика, я переполз к железной дороге. Скатился с холма, — Силенков размахивает руками. Одной резко, другой помягче, эта ранена.
Когда Василий Корнеевич рассказывает, у него наливаются кровью глаза, он начинает кричать, как-будто хочет перекричать вражеский пулемет и все это страшное разноголосье боя.
— Вот здесь должна быть моя могила, — показал мне комбат Василий Корнеевич Силенков.
Первый раз я увидел Василия Силенкова в начале мая 1970 года. С «Голубым десантом» мы, участники боев за освобождение Молдавии от фашистских захватчиков, плыли по Днестру, по местам боевых сражений. В небольших амфибиях мы были рядом: пехотинцы, саперы, танкисты, летчики. На груди каждого горели боевые ордена. И мне подумалось: какие разные у нас подвиги, но совершены они во имя одного — безграничной любви к Родине, верности партии и народу.
…Недавно я побывал в Рышканах. Встретился с Василием Корнеевичем. Инвалид войны работает директором рынка.
В райкоме комсомола мне рассказали о той большой работе, которую проводит ветеран войны Силенков с молодежью Рышканского района.
И глядя на него, отчетливо представляешь себе боевого командира батальона, сумевшего выстоять на Варницком плацдарме, сумевшего сделать, казалось бы, невозможное.
Подвиг у Шерпен
Я ни разу прежде не бывал в Шерпенах. Никогда не видел этого молдавского села. Но закрываю глаза, и мысленно представляю незнакомое селение. Вот косогор, мелколесье, синяя лента Днестра…
Ни разу не встречал я и старшего сержанта Дмитрия Крижановского, не слышал его молодого голоса, не ощущал тепла ладони. Видел на крошечной, довоенных лет фотографии. Смотрит в упор задумчивый чернобровый парнишка, на голове простенькая кепочка, ворот рубашки — поверх пиджака. Он такой, какими были тогдашние, предвоенные мальчишки, сплошь жизнелюбы-мечтатели, грезившие огненным небом Испании и Халхин-Гола, готовые к труду.