«Милая, родная Маечка! — через три десятилетия к ней обращается Вера Всеволодовна Вяткина, врач-хирург из Подмосковья, прошагавшая рядом с Майей все огненные версты войны. — Ты стоишь передо мною, как живая… Тоненькая, стройная, неунывающая. Не могу тебя представить без вечной шутки-прибаутки, без песни, что находила к сердцу каждого самый короткий путь.
Майя, Маечка, Маюша, наша дорогая Майка! Мягкая и сердечная, нежная и озорная, порой совсем ребенок, ты и в трудные минуты была едва ли не взрослее всех. Выдержке твоей можно было только позавидовать. У кого-то могли порой сдать нервы — у тебя, девочки-девчонки нашей, никогда. Я все-все помню. Помню твою мечту стать капитаном дальнего плавания, твой верный, неразлучный с мечтою этой талисман — игрушечный кораблик в тощем солдатском, видавшем виды вещмешке…»
Ей и на фронте часто-часто снилось море. И в голубом безбрежии — царственно-осанистый корабль, легко скользящий по крутым волнам! Она все годы в школе жила этой мечтой, жила своим грядущим днем. Война ее исполнение отсрочила. Потом перечеркнула вовсе.
Из летописи Отечественной:
На второй день войны в своем постановлении ЦК ВЛКСМ призвал к тому, «чтобы каждый комсомолец был готов с оружием в руках биться против нападающего, зазнавшегося врага, за Родину, за честь, за свободу!»
Утро 22 июня застало семью Серебряк — семью кадрового военного — на западной границе страны. У военных сборы недолги. Прощаясь с дочками, только и сказал отец: «Будьте маме помощницами. Тяжелое это время — война».
Тяжелое время, тяжелое бремя… Он знал своих девочек и знал, что объяснять им ничего не нужно: сами понимают все. Он одного не знал, что все их мысли туда ж устремлены, куда сегодня спешно отбывает он. Стоило им только услышать это скорбно-грозовое: «Война!», как приняли они одно решение — идти на фронт. Семью эвакуировали в тыл. И в каждом городе, где прерывался на время их маршрут, первым делом они искали это здание с неброской вывеской у входа — «Военкомат».
…Со всех сторон, из улочек, из переулков нудержимо стекались сюда люди. И, как одно, тревожно бились их сердца — их общая точила боль, общая переполняла ненависть, одно стремление единило:
Каждый день уходили на фронт эшелоны, а у военкомата не стихал — нарастал с каждым утром людской прибой. И каждое утро сестры спешили сюда. Не слушая ни доводов, ни возражений, ни уговоров, то требовали, то умоляли: только на фронт и только сейчас. Их выпроваживали в одну дверь, они стучались в другую. И не обижались даже на резкие отказы. Их упорство с честью выдержало испытание.
Не помышляли они, конечно, тогда, как, впрочем, и потом, ни о медалях, ни о регалиях. А их упорство — отцом с малых лет в них воспитанная и от него же, коммуниста, к ним по наследству перешедшая черта — это упорство объяснялось просто: другой в те дни они не видели свою судьбу. И как же они были рады, когда добились своего: их зачислили на курсы медсестер. Это событие уже по-своему перекроило жизнь, наполнив и новым смыслом, и новыми заботами. Но как об этом скупо, совсем по-взрослому пишет Майя — шестнадцатилетняя девчонка — на фронт отцу:
«Мы сейчас ходим на практику и учимся делать все то, что делают все сестры… Вчера одному больному понадобилась срочно кровь. Но консервированной не было, и донора на этот раз не оказалось. Кровь взяли у меня, и больному сразу стало лучше…»
Все, что было в недавнем мирном мире, — отодвинулось далеко, ушло за ту черту, что однажды жирно отчеркнула своим свинцовым грифелем война. А по эту ее сторону — все мечты, все планы, мысли все сплавились в одно неугасимое стремление — на фронт! Скорей на фронт!
Из летописи Отечественной:
В годы Великой Отечественной войны 100 тысяч девушек-комсомолок, сражавшихся на фронте, были награждены орденами и медалями.
А медали и прочие регалии — потом… Да, и они были. Даже после смерти. Орденом Отечественной войны I степени гвардии старший сержант медицинской службы Майя Семеновна Серебряк была награждена уже посмертно. Не довелось ей получить его — ну, что ж, солдаты славы не искали…