Проходит час-другой, в лесу стало темнеть, пошел дождь. Макеев спрятал компас и признал, что «малость заблукали». На счастье, я споткнулся и, очутившись на четвереньках, обнаружил телефонный кабель, который и вывел нас к узлу связи, откуда перешли на КП.
Заходим в блиндаж командира дивизии. Представляюсь сидящему у стола, сколоченного из досок, полковнику Фомиченко. С ним я уже виделся, но на бегу. Разговориться не пришлось. Савва Максимович прошел чуть ли не все ступеньки — от взводного до комдива. Хорошо знал военное дело. Был смел в решениях. Если надо, дойдет до переднего края в обороне, сам возьмет лопатку, покажет, каким должен быть окоп, проверит систему заграждений и огня. В наступлении появится на направлении главного удара.
— Спросит по всей строгости, но справедливо, без придирок, — отозвался о нем Макеев. — Для комдива главное, чтобы ты службу знал и в бою не дрейфил. Комсомолят поддерживает во всем.
Мне тоже сразу понравился Савва Максимович. Простое, я бы сказал, крестьянское лицо, какие встречаются часто в Белоруссии, откуда он родом, вместе с тем запоминающееся. И сегодня, обращаясь к фронтовому блокноту, я словно снова вижу его внимательные изучающие глаза и поощряющую к разговору улыбку. Угадывая мои мысли, Савва Максимович сразу «взял быка за рога».
— Машину мы тебе, редактор, добыли. Крытую, с салоном. Фашисты в ней с комфортом раскатывали. И, видать, не малого ранга. Киреев хотел для штаба взять… Но ничего, перетерпит. Редакции нужнее и сподручнее будет за полками поспевать. Еще вопросы1 есть?
«Значит, вот на какую «зацепку» намекал начальник политотдела», — вспомнил я разговор с Сорокиным.
— Есть вопрос, — говорю. — Когда в наступление?
— Значит, и редактор, хотя и не меняет огневых позиций, а интересуется тем же, что и ты, — поворачивается Фомиченко к командующему артиллерией дивизии подполковнику Куницкому, с которым, судя по лежащей на столе карте, уточнял схему артогня. Несколько помолчав, добавил — Хотя такими дотошными и должны быть газетчики. Секрета, впрочем, тут нет. Наступать будем.!
— А срок? — вставляет Макеев.
— Вот этого и я не знаю, — развел руками Фомиченко. — Не посвящал меня Верховный.
Вместе с Саввой Максимовичем и мы улыбаемся.
— Придет время — команду получим, — добавляет Куницкий. — Вам-то что, взял ноги в руки — и шагай. А артиллеристам каково по такой воде таскаться?
— Не волнуйся, Константин Владимирович, денек-другой, еще недельку, а то и больше побудем на занятых позициях, — говорит Фомиченко не столько для Куницкого, сколько для нас. — Надо удержать и расширить поначалу плацдарм. Это — главное. А там нашим солдатам туго приходится, особенно батальонам Бабкина и Алексеева.
При этих словах я выкладываю на стол газету и разворачиваю ее перед комдивом.
— Материалы из этих батальонов, — говорю.
— Вижу знакомые фамилии, — пробежав взглядом страницу, произносит Фомиченко. — Парторг Усенбеков. Добрый вояка. На Дону и Днепре отличился. Два ордена сам ему вручал. Рядовой Лепехин. Видать, тот, который на инспекторской дальше всех метнул гранату. Я ему благодарность тогда объявил. Наука впрок пошла бойцу. Уничтожил пулемет противника, обеспечил успех атаки взвода. Вполне теперь награду заслужил. Запиши, комсомол, — предложил комдив Макееву. — Скажешь Бабкину. А вот заметка весьма поучительная: струсил солдат — и поплатился жизнью от вражеской пули, храбрецы же выстояли, отбили фашистов и целы остались. Молодец ваш военкор Терпилко. Сам четырех гитлеровцев сразил и других своим пером бить врага учит, дает понять: смелого пуля не берет. Побольше таких заметок с плацдарма!
— Затем и собрались, — говорю.
— Тогда спать вам не доведется, — замечает Куницкий.
Это мы поняли, знакомясь с обстановкой еще в штабе. Днем гитлеровцы держат переправу под артиллерийским и минометным огнем. Охотно принимаем предложение Куницкого присоединиться к офицеру связи, который отправляется в батальон капитана Алексеева.
На плацдарм добрались без особых забот. Лодка нас ждала, вел человек, знающий обстановку. Даже под вспыхивавшие над рекой немецкие ракеты не попали. Алексеева нашли в его блиндаже. Командир батальона принял нас весьма радушно, раздобыл, чем накормить. Коротко познакомил с обстановкой. Предоставил нам свои «апартаменты».
— Отдохните здесь, завтра сами разберетесь. А я у себя дома, найду, где приложить голову, — успокоил он нас.
— С зорькой двинемся в роту, — укладываясь, пробормотал Макеев. И тут же заснул.