Пока она говорила, перед ротой собрались жители со всей улицы. Угощают бойцов виноградом, яблоками, сливами. Командир роты даже растерялся, не зная, как уйти, чтобы людей не обидеть. Выручил Жуков.
— Я журналист, пишу в газету, — пояснил он. — Останусь с вами. А роте надо вперед, бить фашистов. Мне все и расскажете.
Передав снова редакцию на пепечение Жукова, отправился искать, на чем пробраться к наступающим. Только поднял руку навстречу показавшейся «легковушке», гляжу, а в ней заместитель начальника политотдела майор Петров.
— Як тебе, — говорит он. — Хорошо, встретил, а то ищи редакцию. Чем порадуешь?
Вместе подъезжаем к нашей машине. Убедившись, что редакция жива-здорова и на ходу, Иван Тимофеевич подбирает меня, и мы уезжаем вслед за войсками.
— До встречи у Прута, друзья! — пожимает он руку Жукову, наборщикам, шоферу. — Там и победу отметим.
Узнав, что я хочу догнать батальон Алексеева, предложил:
— Лады, подброшу, хотя мне с тобой не по пути. По дороге расскажешь, что на фронтах и белом свете делается. Два дня только нашей газетой и просвещаюсь. А вы-то радио в полном объеме слушаете.
— С удовольствием, — отвечаю. — Тем более, начальство просит…
Мой пересказ последних известий занял немного времени. Проинформировал о том, где сам был, о своих впечатлениях. Постарался покороче. Хотелось послушать Ивана Тимофеевича. Сорокина болезнь окончательно подкосила, и он выбыл в тыловой госпиталь. Узнаю от Петрова много интересного. Более ясной становится обстановка, развитие боевых действий в полосе наступления дивизии.
Гитлеровцы свои основные силы сосредоточили против нашей 5-й ударной армии, ожидая, что отсюда последует главный удар. И чуть ли не до последних дней держались у Днестра. А началось победное наступление с прорыва у Ясс и Бендер, под основание кишиневского выступа вражеских войск. Фашисты бросились отступать. Но не тут-то было. Наши дивизии гонят их, не дают сосредоточиться.
Рассчитываем догнать свои части у Стольничен. Но застаем здесь лишь тыловые подразделения. От случайно задержавшегося офицера штаба дивизии узнаем, что наше соединение передано в непосредственное подчинение 26-му гвардейскому стрелковому корпусу и получена задача выйти в район Чоары — Поганешты, чтобы вместе с частями 89-й гвардейской стрелковой дивизии не допустить прорыв окруженной группировки через Прут.
Хотя и не совсем в полосе наступления нашей дивизии, выбираем более удобную дорогу. Едем и все более убеждаемся в силе уничтожающего удара наших войск. Сколько хватает глаз следы поспешного, панического бегства противника: брошенная, часто вполне исправная боевая техника. Валяются ранцы, шинели, награбленные у местного населения вещи. Не до них теперь гитлеровцам.
Дорога выводит нас к селу Балцата. Останавливаемся пообедать прихваченными продуктами. Присаживаемся на скамейке под развесистым деревом у небольшого ухоженного домика. На крыльце из открывшейся двери появляется хозяин и неожиданно для нас произносит по-русски:
— Здравия желаю! Будьте гостями в моем доме.
Перед нами человек уже на склоне лет, но все еще бравый, с закрученными седыми усами.
— Старый русский солдат Холмско-Туркестанского полка Бужор Федор Прохорович, — прикладывает он ладонь к своей полинявшей фуражке с кокардой. — Знаю походную жизнь. Отдохнете, закусите у меня чем бог послал, господа офицеры.
— Какие там господа, — улыбается Петров. — Еще в революцию их вывели. Мы все товарищи, Федор Прохорович.
— Прошу прощения, — смущенно произносит Бужор. — Старая привычка, будь она неладна.
За столом в хозяйской горнице завязывается непринужденный разговор. Бужор вспоминает, как нес службу, шагал в строю, бил немцев в первую мировую, когда Брусилов наступал, подтянул даже куплет из суворовской песни «Солдатушки, бравы ребятушки…»