— Вон там, справа впереди, будет немецкий аэродром, — кричит нам штурман.
Проходит минута, другая, и внизу вспыхивают две красные ракеты.
— Это немец дает нам посадку. Услышали мотор и думают, что у вас на фюзеляже свастика.
Самолет продолжает свой путь, отклоняя «любезное» приглашение. Тучи заволокла луну. Погода начинает портиться, но дорога наша, видимо, подходит к концу. На горизонте появляется красная точка. Мы находимся в районе цели. Еще несколько секунд, и машина идет на снижение. Уже отчетливо различимы костры на площадке, расположенные по определенной, на сегодня условленной системе Мы открываем верхнюю раму кабины. Холодный ветер бьет в лицо. Самолет делает круг и как-то сразу ныряет из окружающей нас тьмы к свету костров, внезапно надвинувшихся на машину. По снегу бегут люди. Владимир Ярошевич уже на земле и, подходя к кабине, восклицает:
— Слезай, приехали!
Костер освещает нарисованную на его машине сову — ночную глазастую птицу. Летчик прилетел партизанской воздушной тропой, как по расписанию, минута в нуту, не отклонившись от курса ни на мгновенье.
У ближайшего костра молча сидят, посматривая на небо, трое — два крепких старика, из тех, что живут до ста лет, и шестнадцатилетний парнишка.
— Володя прилетел? — отрывисто спрашивает он у нас. — Я его посадку знаю!
— Помалкивай, сказано тебе, воздух слушай. — отозвался один из стариков.
Возле костра лежит огромный железный колпак. Немного позже мы узнали, что «сторожа воздуха», заслышав шум немецкого самолета, мгновенно покрывают костры такими колпаками, и летное поле погружается в мрак.
…Послышался знакомый сигнальный рожок. Подпрыгивая на снеговых буграх, под’ехала самая обыкновенная эмка. Мы пересели из самолета в автомобиль и тронулись дальше. Машина идет по узкой, темной просеке. Через каждые сто метров она останавливается. Мигает лучик электрического фонарика, и шофер, пошептавшись с вырастающими словно из-под земли вооруженными людьми, снова дает газ…
2. Ночью…
…Эмка внезапно остановилась. Нас окружал лес. Крупные красноватые звезды повисли на верхушках высоких сосен. Впереди, полускрытая кустарником, виднелась бревенчатая хижина. Мы приехали к штабу партизанских отрядов. Негромкий оклик последнего часового, и мы открываем дверь обиталища хозяев Брянского леса.
Внутри хижина выглядит совсем не так убого, как снаружи. Со стен струится цветной, поблескивающий при свете нескольких коптилок шелк. Комнаты аккуратно обтянуты разрезанными на квадраты матерчатыми куполами немецких парашютов. С лавки поднимается невысокого роста средних лет человек с торопливыми движениями и живыми глазами. Он гладко выбрит, одет в зеленую, видно, недавно постиранную и хорошо отутюженную гимнастерку. На груди у него орден Ленина в звезда Героя Советского Союза. Это командир об’единенных партизанских отрядов. Из соседней комнаты выходит немного грузный мужчина в черном полувоенном френче и брюках гражданского покроя, заправленных в сапоги.
— Вот послушайте, как зло написано… Мягким, немного глуховатым голосом он читает, развернув какую-то немыслимо встрепанную книжку:
— Метко сказано! Обязательно для смеха прочту какому-нибудь пленному фрицу. Слушайте дальше:
— Царство взбесившихся ослов! Неплохое определение гитлеровской Германии, а?
Василий Андреевич, заместитель командира, заразительно смеется и, закрывая книжку, кладет ее на стол. Это вдребезги зачитанный томик стихов Гейне издания К. Ф. Маркса из сборников «Нивы». На первой страничке красуется овальная в зубчиках печать: «Библиотека Брянского музык. драм. техникума».