— Вы не изменились, Леон, — отозвался незнакомец. — Бороду я сегодня сбрею… Я тоже рад вас видеть. Да, генерал Лукач… — и собеседник Леона неожиданно продекламировал:
— Он жив? В самом деле!? — вскричал пораженный Леон.
— Нет, — покачал головой незнакомец, — это только стихи. Он погиб от осколка немецкого снаряда… Леон, Леон, какая встреча!
И, движимые внезапно нахлынувшим чувством, они бросились друг другу в об’ятия Они целовались, хлопали друг друга по спине, смеялись. Всю эту сцену бурного излияния дружбы сопровождал радостный стоя Леона:
— О, о! О, о!
Леон… Леон… Мы тоже где-то уже слыхали это имя. Ну да, конечно, сомнений быть не может — это он. Мы достаем из полевой сумки сложенную вчетверо газету. Это номер газеты, взятый нами еще на аэродроме, накануне отлета в Брянский лес. Где же это место? Ага — на второй странице газеты в Указе Президиума Верховного Сонета СССР о награждения партизан напечатано:
«За доблесть и мужество,
проявленные в партизанской борьбе против немецко-фашистских захватчиков, наградить
Орденом Красного Знамени… Леона».
— О, о! — воскликнул темноглазый юноша, когда мы, отчеркнув карандашом эти строки, протянули ему газету, — слишком много радости в один день!
— Поздравляю, дорогой, — отозвался незнакомец, — за тобой угощенье, — скажем стаканчик хереса… Помнишь, под Гвадалахарой мы пили это вино?
Кого же встретил Леон в Брянских лесах? Прежде чем ответить на этот вопрос, мы вернемся назад, к 1937 году, когда республиканская армия Испании храбро отстаивала свою страну от немецких к итальянских интервентов.
Это было под Гвадалахарой. Леон сражался в Интернациональной бригаде. Однажды после жаркого боя его отряд контратакой выбил противника из деревни.
Через полчаса приехал генерал Лукач. Он выслушал рапорт Леона, дожал ему руку, усмехнулся и заметил:
— Тебе очень идет бить итальянцев, мой мальчик, ты это делаешь со вкусом. Отбей мне следующую деревню…
И Леон взял следующую деревню. Теперь впереди лежало большое село, где находился сильный гарнизон противника. Отряду было приказано занять оборону и ждать поддержки. Вечером подошли танки. Из люка головной машины показался светловолосый танкист. Он спрыгнул на землю. Леон подошел и крепко пожал ему руку. Они пробрались к каменным строениям на окраине деревни и в бинокли осмотрели местность. Потом танкист сел в броневик и уехал на рекогносцировку.
Гвадалахара… Плоскогорье, крепленное мелким рыжим кустарником. Красноватые камни, пыльная колючая трава и высоко в небе зеленые, неподвижные звезды, занесенные клинками над головой, и желтая луна, начищенная до блеска, словно старинный солдатский котелок из меди. Внимательно оглядывая расстилавшийся перед ним ландшафт, танкист подумал об иных краях, где в крутых берегах, поросших серебряным березняком, текут спокойные, молчаливые реки, где другая луна, знакомая с детства, льет свой голубоватый свет на высокие зеленые травы, тихие яблоневые сады… Он приехал сюда и одиночку, добровольцем, подвергаясь неисчислимым опасностям, и успел уже полюбить эту страну угрюмых, опаленных солнцем гор я нарядных, овеянных ветрами побережий.
Спустя два часа танкист вернулся я вместе с Леоном долго сидел над картой. А когда план предстоящей операции был окончательно уточнен, новые друзья сели ужинать. Леон приказал подать бутылку двадцатилетнего хереса. Они чокнулись небольшими стаканчиками, наполненными душистой влагой, и Леон вопросительно посмотрел на танкиста, всем своим видом показывая, что ждет оценки вина. Танкист крякнул и сказал:
— Мало!
— Маlо? — разволновался Леон.
Он достал другую бутылку, снял с нее соломенный футляр, пахнувший глубоким подвалом, откупорил ее и снова налил стаканчик. И опять танкист, выпив сверкающую жидкость, провозгласил:
— Мало!
Все, кто находился в комнате, пришли в смятение.
Леон был уязвлен в своих лучших чувствах. Покраснев, он закричал:
— Bueno! — и знаками об’яснил танкисту, что нет ничего лучше этого вина.
Тогда недоразумение быстро раз’яснилось. «Мало» по-испански значит — «плохо», а «bueno» — «хорошо». Танкист, вполне оценивший достоинства доброго испанского вина, своим возгласом — мало! — сетовал лишь на крохотный стаканчик. Все много смеялись, немилосердно хлопали друг друга по спине, пили вино из вместительных кружек, и танкист, перебирая струны немыслимо разукрашенной гитары, пел протяжные, сильные и тревожные песни своей родины… Через день началось знаменитое наступление республиканской армии под Гвадалахарой, и итальянские легионеры, забыв о пышных названиях своих дивизий, побежали. Пехотинцы Леона ступали по жесткой, каменной земле вслед за упрямыми танками, и село, лежавшее впереди, было взято… А потом танки ушли на другой участок фронта, и Леон расстался со своим новым другом. Они простились на ходу, грубовато и нежно, так, как прощаются мужчины, стараясь шуткой скрыть охватившее их волнение, — оба спешили. И когда танки скрылись в клубах пыли, Леон, ни к кому не обращаясь, сказал вслух самому себе: