‐ Послушайте, ответил Тверцов. Хоть вы и сбрили усы, но из юного возраста
еще не вышли. И по молодости спутали профсоюзную конференцию с партийной.
‐ Смотрите, как бы вы опять чего не напутали‚‐ грубо сказал Иван.
Он чувствовал себя раздраженно, потому что к вечеру поташнивало от
голода. Несколько часов после обеда было терпимо, а потом начинало потягивать
изнутри, будто кто‐то посасывал стенки желудка, и от этого тупело в голове.
Лампы горели только над возвышением президиума, поэтому трудно было
разглядеть лица в полутемном зале. А вглядываться надо было. Иван приметил
тут немало тех, которые шли за Троцким во время прошлогодней дискуссии о
профсоюзах, и тех, кто ходил в «рабочей» оппозиции до десятого съезда И все
они, конечно, так же раздражены и готовы сорваться в драку, потому что, увы, не
один Иван подтянул живот. Вон глыба ‐ и то как‐то осела, будто подтаяла на
солнце.
Иван слушал речи делегатов о безработице, о падении реальной зарплаты, о том, что в Воронеже выдано пять тысяч патентов частным промышленникам и
торговцам ‐ пяти тысячам буржуев разрешено легально насаждать
капиталистической способ производства и частную торговлю!
Что ж, факты правильные, ему самому противно видеть, как по проспекту
Революции стали разгуливать дельцы в котелках... Иван задумался, и голос
выступающего отодвинулся, замутился, показалось, что над трибуной тоже
погасили лампу... Где‐то в туманном воздухе повис перед глазами котелок.
Котелок с картошкой, она разварилась, разлохматилась, лежит белой грудой, и от
нее идет горячий пахучий пар... Тьфу, наваждение!.. Факты правильные. Главное, какие выводы делают из них делегаты? Нельзя отвлекаться, надо уловить все
оттенки мнений и твердо отстоять новую экономическую политику партии.
Иван проглотил слюну и сжал кулаки, освобождаясь от расслабленности.
Он полностью принял нэп, хотя на себе пока никак не испытал его
благотворных результатов. Он воочию видел, что свобода торговли была самым
страшным ударом по кулацким восстаниям, смертельней, чем удар войск
Антонова‐Овсеенки и Котовского на Тамбовщине. Среднее крестьянство разом
повернулось к советской власти. И не раз вспоминал Иван наставление секретаря
губкома. что придется с алгеброй в руках разбираться: кто кулак, а кто дурак.
Правда, кулаки тоже пользуются нэпом. Однако Ильич сказал: отступление,‐ но
борьбу с кулаками ни на минуту не ослаблять. Только надо сменить винтовки на
оружие налогов, утеснения кулака в правах, ограничения в эксплуатации батраков.
И еще Ильич сказал: отступление требует особенно твердой дисциплины, ибо при
наступлении паники не бывает, а при отступлении она может быть.
А в речах ораторов нет‐нет да и зазвенит паническая нота, нет‐нет да и
прорвется протест против железной дисциплины, от которой, дескать, устали и
без того за годы гражданской войны.
Иван запоминал товарищей, которые с рабочей злостью долбали в своих
выступлениях критиканов и паникеров. На них надо опираться, когда дойдет дело
до революции и выборов.
Тверцов неожиданно отказался выступать, хотя был и членом губкома РКП(б).
Пришлось от имени губкома брать слово Ивану. Он обращался к запомнившимся
товарищам, которые долбали паникеров. Паникующих аппаратчиков он и не
думал переубедить, он просто надеялся, что они не осмелятся перечить линии
губкома.
Все взорвалось, когда стали голосовать резолюцию, предложенную Иваном
от губкома РКП(б) на партийной фракции. Поднялся Тверцов и, расталкивая
стулья, мелкой и быстрой походкой уверенно понес к трибуне громадное тело.
‐ Я ставлю на обсуждение собственную резолюцию, ‐ забасил он, упершись
руками в борта трибуны, которая как будто раздалась, потрескивая от
напряжения, чтобы вместить это тело. ‐ За последнее время происходят странные
вещи. Наши партийные вожди во всех своих выступлениях фронтом повернулись к
крестьянству, забыв о нуждах рабочего класса. Они выбивают из‐под ног
революции главную ее опору. Разве можно вести пролетариат на борьбу во имя
превращения дома Ленина в ресторан «Яр»? Разве допустимо помогать
крестьянину в осознании им своих классовых интересов ‐ интересов частного
собственника, мелкого буржуа?
Демагогия! ‐ закричал Иван во весь голос... Крестьянство сейчас доверяет
пролетарскому государству. А вам что ‐ нужны крестьянские бунты?
Тверцов смотрел в зал, пережидая возглас. Иван видел его сбоку, стекла
очков не скрывали глаз Тверцова ‐ добрых старческих глаз. Фальшивыми были эти