Мясо Дерека откровенно заинтересовало. Голова отслеживала Джейка, когда тот подходил к клетке, а желтоватые глазки перемещались с плавной настороженностью камер слежения. Изо рта потекли струйки слюны. Ручки делали слабые хватательные движения, как будто Дерек не до конца сознавал, что между ним и мясом находится клетка и немало пустого пространства.
Я увидел на нейронном дисплее розовое пятно.
— Включился режим «охотник-убийца», — пояснил Джейк, ухмыляясь. — Он сейчас как самонаводящаяся ракета. Уже ничто не помешает ему добраться до еды, кроме разве что другого рекса.
— Может, его надо почаще кормить?
— Такого понятия как сытый рекс не существует. И я его кормлю. Сам подумай, как иначе я заставлю его работать? — Он снова повысил голос. — Ты знаешь правила: здесь бесплатной еды не бывает. — Он положил мясо на пол и потянулся к предмету, которого я сперва не заметил — свисающей на проводе желтой коробочке с крупными кнопками. Джейк нажал одну из них, и над нами, гудя мотором, заскользила по рельсам балка мостового крана. Она остановилась над клеткой и начала опускать свой груз — ярко-красную электрогитару «Гибсон», привинченную задней стороной корпуса к телескопической раме. Гитара опустилась в просвет на крыше клетки (небольшой, чтобы Дерек через него не выбрался), остановилась перед ним и чуть поднялась, оказавшись на уровне его рук. Одновременно спустился и микрофон, замерев на уровне пасти Дерека.
— Ладно, приятель, ты знаешь, что надо делать.
Джейк нажал другую кнопку, и из динамиков, спрятанных где-то в ангаре, хлынули быстрые рифы тяжелого металла. Мощность звука была не стадионного уровня — это, наверное, привлекло бы слишком много внимания, — но все же достаточно громкой, чтобы дать понять, как это все будет во время настоящего шоу.
И тут Дерек начал играть. Он терзал пальцами струны, выдавая… ну, музыкой это назвать было нельзя. В основном шум. Визжащие, судорожные взрывы скрежещущего металла, не имеющие никакой гармонической связи с тем, что исходило из динамиков. Но одного я не мог отрицать — это работало. На фоне записанной музыки, светового шоу и того факта, что перед нами настоящий динозавр, играющий на электрогитаре «Гибсон», можно было смириться с кое-какими шероховатостями.
Черт, я даже не пытался это критиковать. Я был поражен, ошеломлен. Причем еще до того, как Дерек разинул пасть и начал петь. Вообще-то, его «пение» сводилось к непрерывному реву, от которого кровь стыла в жилах, — но именно таким ему и полагалось быть, и оно стало идеальным контрапунктом к гитаре. Теперь осветились другие участки его мозга, а область «охотник-убийца» стала гораздо менее яркой, чем прежде.
И еще. Сейчас, когда я заметил изменения на дисплее, в его исполнении появилось нечто большее, чем вызывающие мигрень визги гитары, прослоенные чудовищным ревом. Пусть Дерек не извлекал конкретных нот и аккордов, а вокализация не была структурной или музыкальной, но все его действия совпадали по ритму с остальной музыкой — басовыми и ударными вставками и сольными партиями второй гитары. Никакого случайного шума. Дерек подыгрывал, делал свой вклад, позволяя остальной группе делить с ним свет прожекторов.
В рок-группах мне доводилось видеть фронтменов и похуже.
— Ладно, пока хватит, — решил Джейк, выключая музыку и нажимая другую кнопку, чтобы поднять гитару и микрофон. — Будем работать, Дерек. Тебе еще пахать и пахать.
— А он хорош.
— Это надо понимать как одобрение?
— Он может играть рок. Сомнений нет.
— Он не просто играет рок, — сказал Джейк. — Он и есть рок. — Тут он повернулся и улыбнулся. — Так что, старина? Мы снова в бизнесе или как?
«Да, — подумал я. — Кажется, мы снова в бизнесе».
Я возвращаюсь в пассажирский салон «Антонова», размышляя о долгих часах дозвукового полета, которые меня ждут. Снова прохожу мимо столика Джейка, и на этот раз нечто на экране старого, потрепанного лэптопа из бывших военных моделей, все еще камуфлированного под песок пустыни, цепляет мой взгляд.
На компьютере запущена какая-то стандартная программа редактирования видео, и в одном из окон я вижу стоп-кадр сегодняшнего шоу. Под окном шкала времени и звуковая дорожка. Я щелкаю по курсору на шкале и отвожу его влево, ближе к началу, наблюдая, как Дерек в ускоренном темпе терзает струны гитары. Список «песен» от выступления к выступлению не меняется, поэтому я точно знаю, на какой минуте он начнет играть «Вымирание». Я не испытываю вины за то, что пропустил концерт — кому-то ведь нужно заниматься бухгалтерией, — но сейчас мы в воздухе, надо как-то убить время, а мне, как минимум, любопытно послушать его в спокойной обстановке. Что такого выдающегося было в сегодняшнем исполнении по сравнению с предыдущими шоу?
И почему Джейк даже слышать не хотел о том, что «Вымирание» было сегодня сыграно изумительнее, чем обычно?
Мне нужны наушники, чтобы расслышать хоть что-то на фоне гула шести моторов «Антонова». Я тянусь за ними, но тут сзади нависает Джейк.
— А я думал, ты пошел проверить, как там наш большой парень.
Я оборачиваюсь. Он все еще держит бутылку.
— Уже сходил. И передал ему, что слышал, как он сегодня отлично поработал. А теперь хочу сам в этом убедиться. Никак не найду то место, откуда…
Он наклоняется и убирает мою руку с компьютера.
— Ничего не надо искать. Я уже все разметил.
Он сует мне виски, нажимает несколько клавиш — они настолько истертые, что букв и цифр почти не видно, — и на экране опять появляется Дерек. По темно-красному оттенку света и фильму с врезающимися астероидами и извергающимися вулканами на сценическом экране я понимаю, что это начало «Вымирания».
— Так из-за чего такой восторг?
— Надень наушники.
Я надеваю наушники. Джейк прокручивает запись, пока не попадает на переход между вторым и третьим куплетами. И запускает воспроизведение на нормальной скорости. Ударные грохочут отбойными молотками, басы такие мощные, что вибрируют кости, и тут вступает Дерек, выпуская на волю шквал безумного звука: шея выгнута дугой, глаза сужены до щелочек — он извергает раздирающий гортань рев чистой первобытной ярости.
Начался третий куплет. Джейк нажимает паузу.
— Вот ты и увидел, — говорит он.
Я снимаю наушники.
— Не совсем уверен.
— Тогда тебе надо послушать предыдущее исполнение. И то, что было до него. И каждое чертово исполнение этой песни, записанное до сегодняшнего вечера.
— Ты так думаешь?
— Да. Вот тогда ты и поймешь, — и Джейк смотрит на меня с абсолютной серьезностью, как будто собирается раскрыть один из самых мрачных и таинственных секретов Вселенной. — Сегодня все было иначе. Он вступил раньше. Опередил свое обычное начало. А после этого играл дольше обычного и добавил этот вокальный выпендреж.
Я киваю, но все еще не вижу общей картины:
— Ну ладно, он облажался. Ну, случается. Надо плюнуть и забыть, сам же говорил. Ведь шоу все равно было хорошим. Все так говорят.
Но Джейк качает головой:
— Ты не врубился, старина. Это не ошибка. Это намного хуже. Это усовершенствование. Его импровизация.
— Ты не можешь знать наверняка.
— Могу. — Он нажал другую клавишу, и на экране появилось окно нейронной активности Дерека. — Я это извлек из записи, сделанной во время концерта. Примерно в тот момент, когда он начал отступать от сценария. — Его палец указал на три ярких пятна. — Видишь эту активность? Эти пятна и раньше появлялись, по одному или два. Но еще ни разу одновременно.