Посреди ночи меня разбудил звонок маман. Была она весёлая, раскрасневшаяся, капли воды блестели на коже, фоном служили лазурное небо и сверкающий в лучах солнца океан. Видно, «русалка» только-только вынырнула на поверхность, чтобы сделать звонок.
Сообразив, отчего я такой хмурый и взъерошенный, маман смутилась.
— О, Гриня, я тебя разбудила? Прости! Никак не привыкну, что живу на противоположной стороне земного шарика. Я на минуточку, не задержу долго. Хотела напомнить, что у тебя осталось два дня, чтобы воспользоваться щедрым подарком нашего правительства. Понимаю, куклы из коробки никому не интересны. Но мы с Феликсой и остальными нашими посоветовались и решили: если тебе не хватает собственных сбережений купить приличное тело, мы поможем. А ты взамен можешь стать акваменом и присоединиться к семье. У нас весело, интересно, и все девочки — секси! Посмотри! — Она высунулась из воды почти по пупок, демонстрируя покрытые мелкой чешуёй груди и вызывающе торчащие соски. — А? И это ты Феликсу не видел! Мы постараемся, чтобы ты не заскучал. На Веру приглашение также распространяется. Ей наверняка понравится наша большая семья. Кстати, ты так и не сказал мне, почему она не пришла в ресторан.
— Кто? — спросил я, ошарашенный всем свалившимся на меня.
— Ну Вера же, твоя сводная сестра! Или вы больше не живёте вместе? О, я не знала, извини! Не буду лезть в вашу интимную жизнь. Я ей отдельно перезвоню. Спокойной ночи, Гриня!
Маман отключилась, а я ещё добрых пять минут таращился на коммуникатор. Сводной сестры Веры, которая в детстве потешалась надо мной, а потом поселилась со мной, в природе не существовало. И это не сбой программы, — маман подцепила кусок чужой памяти. Вернее, чужой личности. Среди вечных отношение к инцесту было весьма снисходительным, многие считали табу на него атавизмом этики и морали. Однако маман всегда проявляла разумный консерватизм в этом вопросе. До последнего своего «перевоплощения».
Я снова лёг, но заснуть не получалось. Похоже, дела обстояли куда хуже, чем я решил, выслушивая сбивчивые объяснения парнишки-программиста. Маман менялась, превращалась в другого человека. Я понятия не имел, что творится в её голове. И не у неё одной. Возможно, подобное происходит с тысячами вечных? С миллионами? Со всеми? Как быстро распространяется эта «интерференция» и как далеко она зашла? Может такое случиться, что лет через тысячу на Земле будет жить всего один человек, один вечный с миллиардами тел? Или это произойдёт гораздо быстрее?
В конце концов я сел за компьютер и взялся составлять отчёт шефу. Вовсе не тот, который он от меня ждал.
Добиваться приёма не потребовалось, шеф сам вызвал, едва я переступил порог офиса. Лично увидеть захотел, не довольствуясь голографическими проекциями. Уж и не упомню, когда я у него в последний раз был. Год или полтора?
Единственное, что в обстановке кабинета изменилось за это время, — его хозяин. В реальности шеф впечатлял ещё больше, чем на изображении: выше ростом, массивнее, рельефнее. Садиться он не предложил. Плохой знак. Я остался стоять у двери.
— Порадуешь меня, Григ? — спросил. — Ты решился на девитализацию?
— Боюсь, что нет. Занимаясь делом Кузера, я кое-что откопал. Обнаружились проблемы— большие проблемы! — у всех, кто…
— Большая проблема обнаружилась у тебя, — перебил он. — Согласно приказу министра, все живые сотрудники с сегодняшнего дня отстраняются от работы. И подлежат увольнению по профнепригодности, если не ликвидируют свой дефект.
Вот так поворот! «Дефект», значит. Впрочем, ожидаемо. Я спросил хмуро:
— Вы не выслушаете меня, не посмотрите отчёт? Это важно!
— Обязательно выслушаю. Как только ты пройдёшь процедуру.
— Когда я должен дать согласие?
— Немедленно. Времени на размышление у тебя было достаточно. Десять лет.
Я всё же подошёл к начальственному столу. Положил служебное удостоверение.
В отделе было на удивление пусто. Меня это устраивало. Никто не лезет с вопросами, не косится, пряча ухмылку. Не мешает мозговать, чем бывший полицейский сможет на жизнь заработать. Вернее, чем вечные позволят живому зарабатывать.
Хоть в офисе я проводил более половины рабочего времени, личных вещей оказалось совсем чуть, поместились в небольшую коробку. Я сунул её под мышку, вышел из отдела — последний раз. Прошёл по коридору, спустился в фойе и последний раз дверь-вертушка поддала меня легонько под зад.
Прохладный октябрьский ветер хлестнул по щекам, напомнив, что не только лето, но и немалый период жизни позади. И лишь тут меня осенило: почему я решил, что неожиданное для нас с парнишкой-программистом явление неизвестно никому? Действительно ли интерференция начинается самопроизвольно? Или…
По инерции я сделал несколько шагов. Серый неприметный минивэн ждал, припарковавшись у тротуара. Дверь салона открылась, приглашая.