- Это мой портрет. Художник говорил, что вложил в него всю свою душу. Ты видишь здесь его душу?
Саша почесал затылок, поискал глазами на огромном холсте хотя бы что-то, что отдаленно напоминало бы душу художника и ничего не найдя, осторожно ответил:
- Я не знаю, как она выглядит.
- Ты прав, - мрачновато произнесла хозяйка дома. - Этот пройдоха наврал. Нет здесь никакой души, но картина мне по душе. Она закрывает грязное пятно на стене. Раньше я думала, что душу лучше вкладывать в друзей и близких. Мне говорили, что она там дольше сохраняется. Это вранье. Однажды я сделала такое вложение. Этот негодяй и бездельник тратил мою душу направо и налево. Он топтал её, отщипывал от моей души большие куски и раздавал своим таким же непутевым друзьям. Но в один прекрасный момент он проснулся и обнаружил, что моей души больше нет, она кончилась. И тогда этот подонок пришел ко мне и потребовал, чтобы я вложила в него ещё хотя бы что-нибудь. Но у меня тоже ничего не осталось. Здесь-то мне и открылась истинная правда об этом типе.
С тех пор я не желаю иметь дела со всеми этими художниками.
- А у вас тоже есть художники? - не удержался от вопроса Дыболь.
- Хм, - громко прихлебывая, хмыкнула Розалинда и вдруг спросила: Вкусно?
- Угу, - ответил Саша, стараясь восстановить в голове мысленный образ его прежней опекунши.
- Кстати, как тебя зовут? - поинтересовалсь Розалинда и мастерски швырнула в пасть огромную плюшку.
- Александр, - вздохнул Дыболь.
- Какое гадкое имя, - беззлобно проговорила хозяйка дома. - К тому же слишком длинное. Я буду звать тебя Дружком. На мой взгляд очень симпатично - Дружок. Тебе нравится?
Саша едва не поперхнулся от обиды, но его положение не позволяло ему выказывать недовольство и он промолчал.
- Я тебя спрашиваю, нравится? - зловеще повторила Розалинда.
- Нравится, - буркнул Дыболь.
- Не слышу, - повысила голос хозяйка дома. - Если хочешь, я научу тебя как надо отвечать. Вон плетка висит.
- Нравится! - проорал Саша.
- Ничего, понравится, - весело проговорила Розалинда. - А меня ты можешь звать просто Роза. Ну что, будем дружить?
- Будем, - ответил Дыболь и одними губами добавил: - Куда же денешься.
- Не слышу. Будем?
- Будем! - ещё громче заорал Саша и поскорее набил рот плюшкой.
- Вот и молодец, Дружок, - похвалила хозяйка. - Веди себя паинькой, и я разрешу тебе свободно жить в доме. Я женщина честная и не собираюсь никого мучить.
- А свободно - это как? - поинтересовался Дыболь. - Будете меня на цепочке водить гулять или отпускать одного?
- Гулять, мы ещё посмотрим. А вообще, свободно и все, - уклончиво ответила Розалинда. - Вы же, гомо, ничего не понимаете в свободе. Дай вам волю, вы такого нагородите. А в клетке - пожалуйста, чувствуй себя свободным сколько угодно. Там тебя никто не тронет. Вот если бы ты попал к моим соседям, тебя бы в первый же день замучили дети. У них уже штук пятнадцать таких перебывало. Всех передушили. Как начнут играть: то случайно наступят, то руку или ногу сломают, то игрушкой голову проломят. А уж как кормят! Тьфу! Тухлой рыбой, картофельными очистками и хлебными корками. Так что, благодари бога, что ты попал ко мне. Полгодика поживешь, станешь таким же толстым как я. - Хозяйка дома похлопала себя по бронированному брюху и закончила: - А через год-два тебя из клетки не вытащишь.
- Вы же обещали меня не запирать, - напомнил Саша.
- Сам не захочешь, дурачок, - пояснила Розалинда. - У меня уже жил один гомо. Царствие ему небесное. Поклонник в темноте не заметил его и немного покалечил. Так после этого его из клетки нельзя было и калачом выманить. Все время валялся на подстилке. Я и не запирала его. Бывало говорю ему: "Дружок, иди ко мне". А он: "Мне здесь лучше, уютнее". Домом считал.
- Его тоже Дружком звали? - спросил Дыболь.
- Да, - с грустью ответила хозяйка дома. - В его честь я тебя и назвала. Любила его как родного сына. Он мне и песенки пел. Такие иногда похабные, что я не знала, куда деться.
- Ну ладно, спасибо за ужин, - проговорил Саша и сполз со стула. Пойду к себе в дом.
- Иди-иди, дружок, - махнула лапой Розалинда. - Вижу, подружимся мы с тобой.
ДРУЖБА
Как когда-то давно поучал писец ассирийского царя Синахериба: "Не следует слишком часто навещать своего друга, дабы он не присытился тобой и не возненавидел тебя." Похоже, мудрый писец на собственной шкуре испытал все тяготы дружбы и таким образом предостерегал своих не совсем разумных друзей. Ведь по-дружески ничего не стоит сказать гадость, подложить свинью и даже дать оплеуху. На друге можно сорвать зло - он поймет. При друге удобно безбожно врать - он ни за что не выдаст. Друга можно мучить днем и ночью, а иначе зачем он нужен? Друг, как в песне поется, подарит вам свою девушку, если у вас её нет. И уступит, опять же по песням, место в шлюпке или полезет с вами в горы, даже если он никогда выше девятого этажа на поднимался. В общем, друг - это что-то феноменально покорное и бессловесное, вроде старой деревенской Сивки.
Весь следующий день у Розалинды было прекрасное настроение, и вероятно поэтому Дыболю пришлось не сладко. Во-первых, она была столь страшна, что Саша вздрагивал каждый раз, когда её видел. Во-вторых, хозяйка дома постоянно лезла со своими нежностями, больше похожими на ласки шагающего экскаватора.
К вечеру к Розалинде заявились гости - два чудовища, значительно превышающих её размерами. Помня о трагически погибшем предшественике, Дыболь забрался к себе в клетку и не выходил весь вечер. Правда, это нисколько не помешало хозяйке и гостям замучить Сашу до полусмерти. Они по-очереди развлекались тем, что просовывали между прутьями свои ужасные когти и щекотали его. Вскоре тело Дыболя покрылось ссадинами и синяками, а на голове он набил с десяток шишек, когда шарахался от страшных пальцев.
- Дикий он какой-то, - наконец сказал один из гостей. - Может дать ему плюшку?
- Он не голодный. Правда, Дружок? - кокетливо подложил лапу под морду, ответила Розалинда. - Ничего, привыкнет. Мы с ним вчера так мило побеседовали. Дружок рассказал мне всю свою жизнь. - Тут хозяйка дома опустила взгляд и продолжила: - А что ещё нужно одинокой девице? Поговорить с гомо, да немного внимания от мужчин. Вот вы пришли ко мне, порадовали незамужнюю девушку, а мне больше ничего и не надо.
"Трепло! - сидя в клетке, злобно подумал Саша. - Всю жизнь я ей рассказал! Держи карман шире, гадина!"
- Да что с нас взять? - скромно произнес второй из гостей. - Вот так работаешь, работаешь и совсем забываешь о прекрасном поле. Служба забирает все свободное время. А вас, Розочка, видеть всегда одно удовольствие. Даже не знаю, как бы я жил, если бы не вы. Приходишь к вам в дом - тепло, уют...
- Розочка! - тихо фыркнул Дыболь.
- Дружок, ты чего? - обернулась к нему Розалинда, и не дождавшись ответа, продолжила разговор: - Мужчина должен служить, иначе какой же он добытчик? Мужчина - это охотник. Обожаю гомоловов. Вы все такие мужественные и красивые.
Гости заревели как две танковые сирены, и лишь по реакции хозяйки Саша догадался, что они смеются.
Успокоившись, одно из чудовищ швырнуло в рот плюшку и, прожевав, ответило:
- Надо же кому-то ими заниматься. Непонятно, откуда они берутся? Каждый год отлавливаем тысячами, а меньше не становится. Размножаются как мухи. Ну ничего, Великий Гомолов недавно обещал, что скоро мы избавимся от них одним махом. Уже изобрели какой-то порошок, который для нас совершенно безвреден. Пересыпем все леса, сами подохнут.
- Ой! - театрально всплеснула лапами Розалинда. - Жалко-то как! Они бывают такими милыми.
- Не всех, конечно, - успокоил её гость. - В домах и зоопарках их не тронут. Ручные пусть живут. Кто ручных-то тронет? Может быть даже в лесах мы построим для них специальные вольеры. А так - это же непорядок. Великий Гомолов сказал, что гуляющий на свободе гомо - не что иное как зараза. Остальные должны стоять на учете.
- Лучше висеть, - пошутил второй гость, и все трое затряслись и заревели.