24 декабря.
После завтрака, я только собралась в город, ко мне в дверь протиснулась мадам Жюсеран. Она маленькая, кругленькая, очень подвижная брюнетка с вьющимися волосами и вздернутым носиком, из тех носов, о которых говорят, что они смотрят в небо. Душан прозвал ее «наливное яблочко». В отличие от мужа, она не член партии, но разделяет его воззрения и так же, как он, состоит в Обществе свободомыслящих.
Она долго топталась вокруг да около, прежде чем решилась спросить: очень ли она согрешит как убежденная атеистка, если устроит ребятам елку? «Конечно, совсем маленькую и без всяких ангелов». Их приемные дети — Аннета и Поль — только недавно взяты Жюсеранами на воспитание. Оба они из Эльзаса, и до сих пор им всегда устраивали елку на рождество.
— Нам, конечно, хочется дать им правильное воспитание, но они еще, в сущности, крошки, одной — семь, другому — пять.
Я растерялась и не знала, что ответить. К счастью, пришел Душко. Он сказал:
— Конечно, у детей должна быть елка. Дело ведь не в форме, а в содержании.
Но у мадам Жюсеран было еще кое-что на сердце. Ей хотелось пригласить нас к рождественскому ужину. Душко согласился, с условием, что придут и близнецы. Покупку второго карпа и все остальное гости возьмут на себя.
Вечер удался на славу. Близнецы украсили елку красным марципановым флагом и повесили на нее пятиконечную звезду. Сава при помощи стаканов и тарелок организовал музыку. Мы пели наши песни: одну — в честь русских рабочих, другую — в честь французских, третью — немецких; затем одну — в честь заключенных во всем мире, другую — в честь молодой социалистической гвардии и т. д. Вдруг в окно постучали. На минуту в комнате водворилась зловещая тишина. Однако оказалось, что это не разгневанный домовладелец и не полиция, а наш друг голландец Ван ден Хейвель, у которого лицо точь-в-точь эдамский сыр. Он только что вернулся из поездки в Италию по поручению Красного Креста и привез Душко привет от матери; вместе с сербскими беженцами и остатками сербской армии она проделала труднейший путь через албанские горы и сейчас находится в лагере для эвакуированных под Бриндизи. Живется ей сравнительно неплохо. Ван ден Хейвелю удалось кое-что сделать для нее. Она послала с ним сыну обстоятельное письмо, написанное кириллицей, но оно еще в багаже, на таможне. Впрочем, главную новость, о которой говорится в письме, Ван ден Хейвель может сообщить: Джордже бежал и теперь в безопасности, он работает кочегаром на нейтральном судне!
Лишь тут Ван ден Хейвель заметил елку. Он вытаращил глаза. А потом, покачав головой, сказал своим густым басом:
— Ребята, а ведь этак, пожалуй, поверишь в провидение!
— Ты прав, — подхватил ему в тон Станой. — Вся закавыка в том, что твое провидение слишком сложно работает. Чтобы обратить парочку заядлых социалистов, послав им в сочельник весть о чудесном спасении, ему понадобилось спровоцировать войну, которая стоит миллионы человеческих жизней. При социалистическом плановом хозяйстве можно будет обходиться более простыми и дешевыми средствами.
Ван ден Хейвель готов уже был ринуться в дискуссию, но Сава этого не позволил. Он заявил, что нам еще полагается спеть югославскую песню в честь Джордже и старой матери, и тут же запел одну из гайдуцких песен, которые так любит Душко. «Ой вы, Черные горы, вы гайдукам верные сестры!» — одну из самых захватывающих, печальных и мятежных песен. Мы потом долго сидели молча, притихли даже дети.
Молчание прервала семилетняя Аннета:
— Это до того хорошо, что даже плакать хочется.
А Душко ей:
— Да, эта песня соткана из слез, но поют ее, чтобы люди не забывали драться за мир, где больше не будут так много плакать. Разве это не прекрасно, Аннета?
— Да, — сказала Аннета. — Но только зачем сперва драться? — Спросила она это с той обезоруживающей и смущающей прямотой, с какой задают вопросы дети, и добавила: — Я не люблю, когда дерутся!
Я бы не знала, что ей ответить, но Душко с честью вышел из положения. Драки бывают хорошие и плохие, объяснил он Аннете и так просто и забавно все девочке растолковал, что она его поцеловала. Ну, тогда, если Душко понадобится, заявила Аннета, она тоже будет драться. Как Душко умеет разговаривать с детьми! Представляю, как он будет разговаривать со своими собственными — с нашими детьми!