Каролина, слушавшая его и неприязненно и жадно, вскрикнула и отскочила в сторону.
— Немедленно убирайтесь в постель! — прошипела она сквозь носовой платок. — Вы еще весь дом мне перезаразите.
Ябурек перестал наконец кашлять и уставился на нее пустым взглядом. Каролина дернула звонок для вызова прислуги.
— Что это у вас за порядки? — накинулась она на влетевшую задыхающуюся экономку. — Почему вас нет, когда вы нужны? Еще в столовой, вместо того чтобы позаботиться о розетках для свечей… и вообще, что вам там понадобилось?
— Я только хотела посмотреть, как расставить закуску, если нам придется обойтись без бутербродов с омарами.
— Что вы сказали? Как это — без бутербродов с омарами?
Распухшее от слез, курносое, как у мопса, лицо фрейлейн Шёнберг пошло пятнами.
— Дело в том, барыня, что омары еще не доставлены.
— И я узнаю об этом только сейчас? Нет, замолчите. Не желаю я слышать ваших отговорок. Как это можно? Разве вы позабыли, что я вам вчера вечером всячески внушала? Вы должны были еще раз напомнить поставщикам…
— Мы напоминали, барыня, и Липперт твердо обещал, что до часу омары будут здесь. Я уже несколько раз ему звонила, да буря, наверное, повредила телефонные провода; никак меня с ним не соединяют.
— Еще новости! А мне даже не докладывают! Я всегда говорила: не полагайся на слуг, и продадут и выдадут. — Дальше все шло в том же тоне. Каролина изливалась в жалобах на свою несчастную судьбу: сначала брата потеряла, единственного близкого родственника; потом это несчастье с катафалком; а в довершение всего — люди, прибывшие на похороны, не получат даже закуски comme il faut[2] и будут злословить по этому поводу до конца ее дней.
Каролина замолчала только тогда, когда Ябурек, задыхаясь, снова закашлялся.
— Уведите его сейчас же в его комнату, Шёнберг! — воскликнула она и стала торопить экономку судорожными жестами. — Нельзя же быть такой тупицей! А вы, Анна, — приказала она горничной, появившейся из-за спины фрейлейн Шёнберг, — помогите ей. В постель его! Живо! Живо!
Когда обе женщины, подхватив под руки старика, наконец удалились, у Каролины вырвался вздох облегчения. Однако лицо ее тут же снова помрачнело. Воздух наверняка полон миазмами гриппа. Ябурека необходимо отправить в больницу; одного смертного случая в доме хватит. Немедленно нужно все продезинфицировать лизолом!
Она опять потянулась было к звонку, но внимание ее было отвлечено карманными часами овальной формы, поблескивавшими золотом из нижнего отделения шкатулки для драгоценностей. Каролина поспешно нагнулась. Кровь бросилась ей в голову, но не только от быстрого движения. Она нажала пружинку от крышки часов. Сколько же лет прошло с тех пор, когда она, с радостным ребячьим любопытством, смотрела, как отец заводит эти часы и слушает их звон? Над кнопкой для звона были выгравированы весы, а вокруг них — изречение: «Время всегда во всё вносит порядок».
Интересно, лежат ли еще пряди волос под нижней крышкой? Каролине пришлось пустить в ход пилку для ногтей, чтобы открыть часы. Пряди оказались там: белокурая — это была ее, и светло-каштановая, шелковистая — Александра. Она ощупала взглядом столик, на котором обычно лежали щетка и гребень брата. На щетке осталось несколько волосков, прямых, белоснежных. А сам Александр… Ах, пусть время всегда во все вносит порядок, но на это уходит целая человеческая жизнь. Каролина положила часы на ночной столик и провела рукой по глазам. Когда она опустила руку, ей показалось, что у нее в глазах двоится: потом она убедилась, что да, действительно, под прядью Александра лежит еще одна, более темная.
«Значит, он все-таки сберег космы этой особы, которая от него удрала!» — подумала Каролина и при воспоминании об этой поздней любви Александра прямо закипела от злости. Осторожно извлекла она темную прядь, словно нечто опасное, ядовитое. «Хваленые волосы на висках Ирены с их медным отливом, тьфу! И, конечно, крашеные! Эта стерва его во всем обманывала».
Порывисто поднесла Каролина презренную прядь к огню свечи. В комнате едко запахло паленым волосом. Она вдыхала этот запах, раздувая ноздри. К ее брезгливости примешивалось некое сладострастное удовлетворение.