И, ни разу больше не взглянув на Йозефа Прокопа, младший лейтенант снова пододвинул к себе бумаги и начал их просматривать.
Часть четвертая
I
Мысль создать Дом молодежи, или, как поэтически выражался Ранкль, — «Орлиный приют» немецкой молодежи в Праге, «укрепленный немецкий остров среди чешского моря», — эта мысль зародилась в голове у Нейдхардта. Голова этого борзого пса была просто набита проектами, один грандиознее другого.
— Огромные масштабы. Смелые очертания. Широкий охват с высоты птичьего полета. Вот оно, то самое. Это по мне, — обычно заявлял он, приступая к описанию каждого нового проекта, для которого искал исполнителей и покровителей. — А вымеривание на сантиметры и расчеты на кроны и гроши я предоставляю мелочным торговцам. Вот так.
Дом молодежи был задуман как поместительное здание в новоклассическом стиле, с импозантным холлом, украшенным колоннами, а вокруг дома — широкие лужайки и спортивные площадки. В доме предполагались конференц-залы и читальни, мастерские, комнаты для приезжих гостей, плавательный бассейн, сцена, кабинеты для руководителей Югендвера и других родственных ему организаций, а также запасные помещения для новых мероприятий. Роскошная гипсовая модель здания с пестрыми флажками и станиолевыми окошками, заключенная в стеклянный ящик, стояла в казино, в зале «Маркоманния», служившей пока рабочим помещением для попечительского совета Дома молодежи, а именно, для председателя совета — фельдмаршал-лейтенанта Либориуса фон Тарантони, технического директора — доктора Фридриха Ранкля и казначея — преподавателя гимнастики Курта Конрада Кречмана.
Основной фонд для строительства уже имелся — он был составлен из пожертвований директоров банков и промышленников, входивших в совет. До окончания переговоров о земельном участке, который должны были предоставить в качестве дара высшие инстанции, этой сумме — около двадцати тысяч крон — надлежало, согласно принятому уставу, лежать на текущем счету в Учетном банке.
Надлежало… но она там не находилась, как стало известно Ранклю всего за несколько дней до общего собрания попечителей. Он узнал эту новость от Нейдхардта в кафе «Континенталь», тот сообщил ее Ранклю мимоходом, небрежно, за чашечкой кофе с ромом, которую он велел себе подать перед обычной партией в тарок.
— Ну как обстоят дела с подготовкой к совещанию твоего фойервера, извини, Югендвера?{50} Я имею в виду общее собрание, — пояснил он, зевая. — À propos, ты, надеюсь, знаешь, что ваши двадцать тысяч крон вложены в бумаги, от которых можно отделаться лишь с огромными убытками?
Ранкль, только что намеревавшийся тасовать карты, выронил их из рук. Что это значит? Деньги попечительского совета? В каких бумагах? И как это могло случиться? Нет, это превосходит его понимание!
Со скучающей, снисходительной миной Нейдхардт разъяснил ему. Дело очень простое. Эту пустяковую сумму он, Нейдхардт, взял заимообразно и приобрел на нее биржевые акции, чтобы… — это же всякому ясно, кто хоть немного смыслит в финансах, — чтобы деньги не лежали в банке без дела, а поработали. Но, вопреки всем ожиданиям, рынок потерял устойчивость, и акции металлургической промышленности, с которыми он связался, упали на двадцать восемь пунктов против прежней цены и имеют тенденцию упасть еще ниже. Нейдхардт владеет большим пакетом, ибо он, кроме взятого взаймы строительного фонда, еще получил от банка кредит. Этот кредит не ляжет на попечительский совет, но был дан, разумеется, при молчаливом предположении, что вопрос идет о какой-то патриотической трансакции, о комбинации в интересах Дома молодежи. Да так оно и было, ибо Нейдхардт, естественно, играл на бирже не ради собственного кармана, хотя ожидаемая прибыль от спекуляции металлургическими акциями только частично должна была пойти в пользу Дома, а другая ее часть предназначалась для основания нового предприятия, а именно — нового журнала особого рода: он должен явиться не только литературным начинанием, но, в случае неблагоприятного исхода войны, послужить как бы сборным пунктом для организации по уловлению немецких патриотов. (Не правда ли — точное выражение: «организация по уловлению»? Он, Нейдхардт, очень горд этим выражением. Ну, теперь Фриц понял?)